Любовь, которую ты вспомнишь - Рина Сивая

– Нет, – тихо, с легкой запинкой ответила я, но, кажется, Ди воспринял это на свой счет: нахмурился, стянул с плеч полотенце, которым до этого вытирал волосы, и шагнул вперед. Ко мне.

А я тут же шагнула назад. От него.

– Прекрасно, – с куда большим удовлетворением заключил Максим Григорьевич, но я не разделала его оптимизма. Мерзкое ощущение обмана расползалось по груди, отравляя все, что еще минуту назад делало меня счастливой. Но мне не хотелось плакать. Мне хотелось кричать, однако из моего рта не доносилось ни звука. – Не делайте, Анна, слышите меня? Никаких тестов, проверок, осмотров. Не оставляйте ребенка одного наедине с отцом, только под вашим надзором. А еще лучше – полностью прекратите общение с сеньором Солер. Ни звонков, ни встреч, ни переписок. Вы теперь по разные стороны баррикад, Анна Леонидовна. Понимаете?

Я кивнула, не задумываясь о том, что адвокат никак не мог меня видеть. И сбросила вызов, не осмысливая, а принимая на веру слова человека, который теперь единственный мог помочь мне сохранить сына.

– Ана?

Я зажмурилась, тряся головой, пытаясь стряхнуть с себя этот кошмар, его прикосновение, его ложь. «Прекратить общение». Да. Это был не план, это был единственный способ выжить.

Я больше не видела перед собой человека, в которого я до безумия влюбилась когда-то давно. Я видела предателя, который покусился на самое дорогое, что у меня было: на моего сына. Мальчика, которого я выстрадала. Которого я отвоевала у судьбы. Которого я заслужила.

Воспоминания о вчерашнем вечере накатывали волной, и теперь каждое слово, каждый взгляд Диего обретали новый, чудовищный смысл. Его ревность — не желание меня, а заявка на собственность. Его «развода не будет» — не признание, а объявление войны. Его страсть этой ночью… Боже, это было прощание. Или тактика. Холодный, расчетливый ход, чтобы я расслабилась, чтобы открылась. Чтобы он мог нанести удар точнее.

Я не хотела верить. Не хотела! Но перед глазами как наяву стояла фигура Габриэллы Солер – точно за спиной своего сына, и победоносно ухмылялась, произнося: «Ничего, сынок. Из тебя отец получится куда лучше, чем из твоей непутевой жены – мать».

Противная горечь осела на языке, горле, упала в желудок, заставляя тот сжиматься в попытке переварить непереваримое. Я пыталась остановить свой разум, пыталась заставить себя не думать. Но не получалось.

Вчера Диего сказал, что найдет, чем сегодня занять мои мысли. Получается, он все это спланировал заранее?

Следующий вздох получился очень шумным, и он совпал по времени с тем, как Ди оказался рядом – я не увидела предшествующих шагов, просто почувствовала, как меня окружил его запах, смешанный с моим гелем для душа.

– Анна, что происходит? – обхватив меня за плечи, с каким-то страхом в глазах поинтересовался Солер.

Его прикосновения обжигали меня даже через тонкую ткань халата. А воздух… его просто не осталось, чтобы я могла сделать хотя бы один вдох.

– Не трогай меня! — мой голос сорвался на хриплый, чужой шепот, полный такой ненависти, что Солер отшатнулся. — Никогда. Не смей прикасаться ко мне.

Я отступила к двери, спина больно уперлась в ручку. Это был якорь. Единственная точка опоры в рушащейся вселенной.

– Объясни, что… – Диего попытался было снова дотронуться до меня, но я легко увернулась и распахнула дверь.

– Убирайся. — Слезы текли по лицу, но я не давала себе права рыдать. Не сейчас, сейчас я просто не могла позволить себе быть слабой. Не перед тем, кто меня растоптал и почти уничтожил. Дважды. — С этой минуты все общение — только через моего адвоката.

Я не отводила взгляда от Диего, пока он стоял в ошеломлении, пытаясь собрать свою маску обратно. Моя рука сжимала судебное уведомление так, что пальцы онемели. Это была не бумага. Это была граната, с которой только что выдернули чеку.

И тогда из спальни, чистый и ясный, прозвучал голосок, от которого заныло все внутри:

— Мама?

Я резко обернулась, заслонив собой дверной проем, словно могла закрыть сына от этого ужаса своим телом. Саша стоял, непонимающе глядя на своих родителей, а у меня все внутри скручивалось в болезненно-тугой узел от осознания, что все было ложью.

Я так радовалась, что у моего сына будет отец, и даже не допустила мысли, будто тот попытается забрать у Александра мать.

Взгляд Диего скользнул за мою спину, и в его глазах на мгновение мелькнуло нечто новое — что-то, похожее на решимость. Ту самую непоколебимую уверенность, которой так славился сеньор Солер.

Раньше этот взгляд заставлял меня трепетать от уважения и гордости. Сейчас – от страха.

— Алекс... — мягко произнес Диего, но я не могла позволить ему и дальше обманывать нашего сына.

Моего сына.

— Вон! — выкрикнула я, загораживая собой малыша. — Немедленно вон из моего номера! И даже не думай смотреть в его сторону!

И тогда Диего посмотрел на меня. Так, как не смотрел никогда: с недоверием, подозрением и почти ненавистью. И только в этот момент я окончательно поняла, что Ди, которого я знала и любила, в этом человеке напротив давно уже не было.

Я поверила красивой обложке, даже не проверив, что скрывалось внутри. И поплатилась за это.

Он сверлил меня этим тяжелым взглядом с полминуты, после чего развернулся и скрылся в соседней спальне, чтобы вернуться через несколько секунд в накинутой на плечи рубашке. Не попрощался, но бросил, уходя, и его голос прозвучал холодно и отстраненно, будто из другого измерения:

– Я позвоню.

– Я не возьму трубку, – как можно более уверенно произнесла я, прежде чем захлопнувшаяся дверь отрезала нас друг от друга.

И тогда силы меня оставили.

Я рухнула на колени, с трудом загоняя воздух в легкие. Сердце бешено колотилось, выстукивая один-единственный вопрос: «Как я могла быть такой слепой? Как я подпустила волка к своему самому ценному?».

– Мамочка? – Саша тут же прижался ко мне, обнимая за шею так крепко, как не делал этого никогда. – Папа тебя обидел? Почему вы ругались?

Но я не сумела выдавить ни слова, чтобы хотя бы попытаться оправдать себя в глазах сына. Я так хотела, чтобы он был счастлив. Чтобы у него была настоящая, полноценная семья. Не только мать, которая готова была для него на все. Но и отец, который, казалось, полюбил его всем сердцем.

Но в погоне