Пшеничная вдова - Данила Скит

– Меня не так-то просто убить, – мягко ответил Реборн, глядя в ее глаза Исбэль, – Надеюсь, вы рады, что я жив?

Исбэль непонимающе хлопнула глазами и Реборну показалось, что она сомневается. Исбэль поджала губы и, не отрывая своего взгляда от его лица, кивнула, на этот раз уверенно. Что-то в тени звякнуло. Наверняка, это были цепи. Девушка вздрогнула и потянула на себя плащ так, будто хотела накинуть на голову и скрыться.

– Вижу, что вы многое осознали. Это ведь так, я надеюсь?

Рыжая голова с абсолютно распущенными волосами еще раз кивнула.

– И раскаиваетесь?

И снова согласие. О таком благоразумии Реборн мог только мечтать, и на этот раз верил, что Исбэль совершенно искренна.

– Тогда не будем вспоминать прошлое. А будущее… оно ведь в наших руках… Ведь так? – спросил Реборн у Исбэль, словно у ребенка.

– В наших, – тихо ответила Исбэль.

– Вы ужасно похудели. Вам нужно поесть. Не хочу, чтобы королева падала от каждого дуновения ветерка.

Исбэль отстранилась неохотно, ведь от Реборна исходил жар, а она ужасно замерзла… Но девушка сделала над собой усилие и снова кивнула. Она подошла к столу, села и начала есть. Сначала робко, запивая все остывшим с вечера чаем, а потом все сильнее и сильнее пихала в себя еду.

– Что вы делаете? – спросил Реборн, нашедший в себе силы за этим наблюдать какое-то время.

– Ем… – Исбэль подняла обескураженный взгляд, пытаясь понять, что именно она делает не так. Правая щека выпирала из-за сладкой булочки с маком, которая, казалось, тоже испугалась вопроса короля и никак не хотела отправляться в желудок, – Вы же приказали поесть…

– Не приказал, а посоветовал. Не обязательно делать это прямо сейчас, – совсем смягчился Реборн, поняв вдруг, что Исбэль сейчас слишком хрупкая, чтобы обращаться с ней как со взрослой, – Еда не первой свежести. Наверняка, она уже давно остыла.

Девушка с трудом протолкнула булку дальше по горлу и начала медленно вставать.

– Нет, вы ешьте, – остановил ее Реборн, поднял с пола второй стул, поставил с другой стороны стола и сел, – Если вам вкусно – ешьте. Понадобятся еще силы, чтобы спуститься вниз… Но не бойтесь, если вы упадете – я донесу вас на руках.

Откинувшись на холодный камень стены, Реборн смотрел, как Исбэль ест. Вытянутая по краю стола рука отбивала размеренный ритм костяшками пальцев, но продолжалось это недолго. Реборн убрал ее, подумав, что слишком уж это смахивает на привычку его отца. Он не знал, отметила ли ее Исбэль, но все же не хотел как-то напомнить о нем и тем самым напугать.

Реборн смотрел, как Исбэль тщетно пыталась выпрямить спину и вспомнить об этикете, но хрупкие плечи опадали сами. Непривычно тихая. Непривычно медленная. Сломленная. Совсем недавно она была похожа на ураган… Девушка опустила голову, не в силах больше поднять взгляд. «Я устала быть сильной».

А Реборн все смотрел.

Ни в одной женщине он не видел столько очарования, ума, чистоты, благородства, стойкости духа и доброты, как в Исбэль. Что и говорить, ни в одной не было даже сотой доли того, что так щедро впитала в себя ее душа. Пять лун заточения и голод сделали ее только прекрасней: Реборн только сейчас увидел, насколько пышные у Исбэль волосы – они окончательно вырвались на свободу и нависали над головой неудержимым костром пламени. Только сейчас он заметил, сколько нерастраченной теплоты таило ее сердце и какой ласковый у нее взгляд, куда бы она не посмотрела. Признаться, красивей девушки в жизни своей он не встречал.

Глава 32. Подарок

– А какие вам нравятся больше? – Эсмер Лонгривер доедала земляничное пирожное, досадливо стряхнув с шелковой ткани несколько крошек на пол. Платье подарила сама королева и ей не хотелось его испортить, – Мне – персиковое, там нет мелких косточек. Улыбка после земляничного портится, и ты выглядишь глупой.

– Наверное, некрасивой? – спросила Исбэль, расстроившись, что сама не съела земляничное пирожное, которое очень любила. Она предпочла отдать его Эсмер, чтобы зажечь ее потухший взгляд. Кто же знал, что есть люди, не любившие землянику?

– Нет, именно глупой, – возразила Эсмер, слишком резво для своего застенчивого характера, – Я улыбаюсь, а все только и думают, как глупо выглядит моя улыбка. В детстве нянюшка говорила мне, что семена земляники прорастают на зубах. Но я уже взрослая, чтобы верить в такие глупости.

Эсмер действительно была не дурна собой, каштановые волосы, спускавшиеся ниже плеч, длинная шейка и невесомое тело – чем-то она напоминала Исбэль, недаром ей подошли почти все ее платья. Ее мать, леди Кастелиана, почти не выходила из своих покоев, ее живот уже начал наливаться, и она боялась, что ее кто-то увидит. Слухи видели и без глаз, но она все равно почему-то прогуливалась только по лоджии. Справившая недавно шестнадцатые именины Эсмер прогуливалась по замку в окружении стражи и была так же одинока, как и Исбэль. Королева взяла ее в свои фрейлины и последние несколько лун они проводили вместе практически все время. Этому союзу больше всего была рада стража Эсмер – та была охотница на прогулки и могла провести на ногах целый день, Исбэль же отпускала рыцарей, когда они были вместе. Киргофа и Ульрика, ходивших за ними по пятам, словно тени, им вдвоем хватало вдоволь. Благо, король оставил без внимания маленькое своеволие Исбэль. В последние луны он мало давал о себе знать, только приходил поздно ночью в покои, когда она уже успевала заснуть.

Исбэль совсем растворилось в детстве, ей нравилась беззаботность. Сегодня утром они с Эсмер пробрались на кухню и стащили пирожные. Повар ничего даже не спросил, только отдал дань почтения, но девушки сделали вид, что не замечают его. Впрочем, спрятаться им все равно бы не удалось – тяжелый лязг лат был слышен еще далеко за дверью. Оказывается, рыцари довольно резво догоняют в доспехах. Исбэль теперь это отлично знала, а Ульрик запретил им убегать. Эсмер сказала, что челюсть его похожа на раскалыватель орехов и она ее пугает. Вряд ли тот станет ее кусать, ответила Исбэль, так что бояться ей точно нечего.

Прыг. Одна ступенька.

– У меня тоже была нянюшка. Она говорила, что ступени – это не просто ступени, – сказала Исбэль, пытаясь удержаться на мраморной ступени на одной ноге, – Это полосочки жизни. Да, именно так она говорила. На той, что раньше, ты уже не