Непреодолимое желание влюбиться в своего врага - Бриджитт Найтли

Он думал о несексуальных вещах. Он думал о вещах мерзких. Таких как ножницы для эпизиотомии. Гангрена. Оторванные соски. Математика.

Эрекция не проходила, ощущения были даже болезненными. Яички казались тяжелыми. Он так возбудился, что малейшее движение вверх и трение о постельное белье заставляло его пенис чуть ли не подпрыгивать. Настоящее везение: торпраксия не затронула его половую систему, он мог испытывать все те же ощущения. Но можно ли считать это везением? Возможно, в тот момент – нет.

Он знал, что хотел сделать. Но сомневался, что настолько развратен.

Фейрим была рядом. Это неправильно. Это непристойно.

Он настолько развратен.

Он наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, сначала убеждая себя, что должен убедиться, что она не проснется, пока он удовлетворяет свои физиологические потребности. Ничего он и не делал: просто физиология. К ней это не имело отношения.

Он смотрел на ее руку, свисающую с дивана, на Знак. Он – к своему стыду – представлял, как эта рука скользит по его пенису, просунув под одеяло руку и начав выполнять такие же движения. Он наблюдал, как она дышит. Он сжимал руку крепче и расслаблял ее в том же ритме, в котором поднималась и опускалась ее грудь. Он думал о том, как шероховатая кожа ее ладони прикасается к чувствительной коже его возбужденного пениса. Думал о ее пальцах, описывающих круги на его головке, повторяя то же самое под одеялом. Думал о ее губах, покрывающих поцелуями его пенис от основания до верха и потом раскрывающихся…

Боги. Какой он отвратительный. Какой гнусный. Она только что спасла ему жизнь и, измученная, уснула рядом, и так он отплатил ей?

Он продолжал фантазировать. Ее губы – ее язык, который она так мастерски использовала против него в словесных перепалках – скользнули вверх по его члену. Тот сладостно вздрогнул, оставив на костяшке пальца капельку предэякулята. Как же ему было стыдно. Его пенис пульсировал. Он представил, как ее дыхание касается влажной головки. И начал ритмично двигать бедрами. Совершенно возмутительно. Ему следовало остановиться.

Он попытался. Увидел в темноте очертания ее бедра. Снова скользнул рукой вниз и вверх. Погрузился в новую фантазию: вот его губы касаются внешней стороны ее бедра, он целует и покусывает нежную кожу, двигаясь к внутренней стороне ее ноги, его губы становятся влажными, когда он поднимается выше. Оттягивает в сторону ее нижнее белье. Погружается в нее, пробует на вкус, упивается ее возбуждением, размазывает его по губам и подбородку. Чувствует давление ее бедер, обхватывающих его голову. Фейрим вздохнула во сне. Он вообразил, что она раскрыла губы из-за того, как двигался его язык. Его охватила дрожь. Он заскользил рукой, приближая финал. Свободной рукой вцепился в простыни, что-то схватил – все равно что, – чтобы вытереть сперму. Нашел обрывок салфетки. Сдержал рвавшийся наружу стон. Под его сомкнутыми веками мелькнула белая вспышка.

Оргазм взорвался вспышками вины и удовольствия. Он пережил его молча, изливая семя в салфетку. Когда волны удовольствия и вины затихли в его кулаке, он уставился в потолок. Восстановил дыхание. Обнаружил, что его лицо пылает.

Он стер следы своего позора с пениса и заметил, что салфетка была той самой салфеткой. И понадеялся, что Фейрим больше не понадобится ее рисунок.

Боги.

А ее отец назвал его порядочным.

Боги.

Все нормально. Все должно быть в порядке. Никто не видел, как непристойно он вел себя, оставшись один. Из этого не могло выйти ничего плохого.

Единственная проблема заключалась в том, что теперь он не сможет избавиться от видений, главной героиней которых была Фейрим и которых не должно быть. Он знал, что захочет, чтобы эти видения вернулись.

* * *

Званый ужин состоялся через четыре дня после злополучного появления Озрика на пороге дома Радии и Росберта. Сад за домом превратили в зеленую с золотом беседку, освещенную парящими в воздухе лампами. Собралась большая шумная компания друзей и родственников Фейрим: все ели, пили, танцевали. Наслаждались очарованием идеального июньского вечера. Вдыхали ароматы цветов из оранжереи.

Озрик наблюдал за происходящим, скрываясь в тенях балкона. Родители Фейрим пригласили и его, но она метнула на него такой взгляд (даже не думайте), что он отказался. Они отправили к нему Тартифлетт с едой и утешительной бутылкой виски. Фейрим-Гелиограф[103] чуть снова не прожгла его взглядом и предупредила, что ему можно выпить два бокала, не больше.

Тем не менее он безмятежно провел вечер: разглядывал драгоценности на руках многочисленных тетушек, наблюдал за Фейрим, считал, сколько бокалов выпил дядюшка Пилхард, наблюдал за Фейрим, оценивал струнный квартет, наблюдал за Фейрим…

Зачем он наблюдал за ней? О, по многим причинам. Ему было интересно узнать, какой она была вне пыльных клиник. Она хорошо танцевала. Ему нечем было заняться. И у него действительно было повреждение мозга.

Если бы он не следил так внимательно за Фейрим, то мог бы подумать, что заинтересовался объектом наблюдения. Вот это была бы шутка. Горькая ирония.

Фейрим так кружили в объятиях, так целовали ее в щеку и так смеялись вместе с ней, что было очевидно: все ее любят или даже больше – обожают.

Фейрим награждала легкой улыбкой каждого, кто приглашал ее на танец (любопытная особенность: Озрику она никогда так не улыбалась), и оставляла за собой шлейф отвергнутых поклонников, переходя от одного партнера к другому. Все они были неотесанными юнцами, ничем не примечательными. Озрик был намного красивее. И богаче.

Бедняжка Тартифлетт то и дело поднималась наверх к Озрику с новыми угощениями. В этот раз она пришла к нему на балкон с какими-то продолговатыми коричневыми штучками на тарелке.

– Благодарю, – сказал Озрик.

Коричневые штучки оказались шоколадом. Тартифлетт смущенно хмыкнула, страдая от агонии неразделенной любви, и оставила его одного.

Озрик следил, как Фейрим простилась с чудным мужчиной без подбородка и приняла еще одно приглашение на танец. Ее новый партнер был высоким. С приятной внешностью. Смотрел на нее с любовью. Танцевал с Фейрим уже в третий раз за вечер. Озрик ощутил жгучую ревность. Будто стал свидетелем измены.

Нет. Разве можно испытывать собственнические чувства по отношению к тому, кто тебе никогда не принадлежал и кем ты не желаешь завладеть? Это было бы нелепо. Озрик снова принялся рассматривать всевозможных тетушек в поисках того, что стоило бы украсть, испытывая нестерпимое желание – никак не связанное с Фейрим – присоединиться к гостям. Ему приглянулись торк[104] из чистого золота и лорнет с драгоценными камнями.

Он заел стресс шоколадом.

И куда делась