Непреодолимое желание влюбиться в своего врага - Бриджитт Найтли

– Возможно, но меня будут продолжать расспрашивать о вас, пока я не скажу, что между нами все кончено.

– Какую же причину вы придумаете, чтобы объяснить, почему я бесславно лишился вашего расположения?

– Только правду, – ответила Аурианна. – Я расскажу, что вы были слишком самодовольным, слишком высокомерным, слишком уверенным, что вы всегда правы, – и что это задушило все то, что казалось мне в вас привлекательным.

– Все перечисленное в равной степени применимо и к вам, – заметил Мордант.

Он был прав, поэтому Аурианне не оставалось ничего, кроме как невозмутимо возразить:

– Что за ерунда.

– И что же казалось вам привлекательным? – уточнил Мордант.

– Я не могу ничего придумать, но сделаю вид, что вы обладаете и привлекательными качествами.

Шрам на губах Морданта вздрогнул:

– Я напрашиваюсь на комплименты, а вы, вместо того чтобы притвориться, будто поняли мой намек, практикуетесь в сарказме.

Аурианна сильнее сжала его левую руку:

– Я знаю, что здесь прячется, и это затмевает любые достоинства.

– А если бы у меня был другой Знак? – поинтересовался Мордант. – Смогли бы вы тогда найти во мне что-то привлекательное?

Его вопрос казался колким, но Аурианна успела заметить искреннее любопытство в глазах Морданта, прежде чем он опустил взгляд. Мгновение спустя от него не осталось и следа. И снова появилась эта его усмешка.

– Ваш Знак перечеркивает все. Я бы не смогла ответить на ваш вопрос, – сказала Аурианна.

– Даже если представить его как мыслительное упражнение?

– Мыслительное упражнение? Такого уровня сложности? Во время танца?

– Попробуйте.

– Вены на руках, – сказала Аурианна.

– Вены на руках? – повторил Мордант.

– Я бы с удовольствием проделала в ней большое отверстие, – провела пальцем по самой яркой из вен Аурианна.

– Вы безнадежны.

Сегодня Мордант пользовался ее мылом, она ощущала знакомый запах. Он был так близко. Разве они начинали танцевать, прижавшись так тесно друг к другу? А если нет, то кто их них сократил расстояние. Может быть, и она. Но Аурианна надеялась, что это сделал он. Она смотрела на впадинку у основания его шеи. И чувствовала то же, что и тогда на маяке: желание быть рядом, естественное отвращение, движение вперед и назад.

Пошел дождь.

Из сада послышались возгласы, музыка прервалась на несколько секунд, пока исполнители отступали под навес. Снова послышались звуки музыки и шум голосов, приглушенные мягким стуком капель легкого июньского дождя. Они рассыпались по Морданту и Аурианне сверкающими искрами, подсвеченными зелеными и золотыми огнями из сада.

– Идет дождь, – сказала Аурианна.

– Я знаю, – ответил Мордант.

– Разве нам не следует зайти в комнату?

– Вам обязательно быть такой рассудительной?

– Кто-то из нас должен.

Но они оба не хотели быть рассудительными.

Они танцевали под дождем.

Аурианна ощущала босыми ступнями то холодный камень на балконе, то теплые паркетные доски спальни, снова и снова. Брызги залетали внутрь, свет из спальни выплескивался на балкон, дождь стирал различия. Струйки воды бежали по шее Морданта, по лифу платья Аурианны, по его вискам и по ее губам и выводили на них слова давно забытых языков.

Их тени тоже исполняли танец, смыкаясь и отступая друг от друга на перилах балкона и белых занавесках, их подсвечивали то лампы в спальне, то сияние растущей луны. Пространство между ней и Мордантом стало подобием сверкающей, усыпанной каплями дождя ткани; они то растягивали, то сжимали ее с каждым вращением танца.

Что же между ними происходило? Прилив и отлив, любопытство и вина, дерзкая мечта, которая обернется новыми шрамами.

Снизу донеслись отголоски восторженного смеха, когда гости заметили, как Аурианна и Мордант танцуют в струях дождя. Послышались аплодисменты – чествование того, чего не было и никогда не будет.

Аурианна искала взгляд Морданта, чтобы узнать, как долго он намерен притворяться, но он не отрывал глаз от их соединенных рук. Их Знаки, обреченные на несовместимость, в тот момент стали единым целым. Магия Орденов текла в их жилах с такой же непреложной достоверностью, как и их кровь.

Он держал руку над головой, вращая ее в танце то от себя, то к себе.

Что же между ними? То, что раньше было театром военных действий, стало нейтральной территорией. Они сумели превратить неприязнь во взаимную привязанность. Исцеляя и убивая, убивая и исцеляя.

Музыка становилась все громче, создавая напряжение. Мордант был таким теплым: Аурианна чувствовала его тепло через ткань платья там, где прижималась к его груди своей, и через перчатку там, где соприкасались их руки. Он казался непринужденным и раскованным; он так близко склонил к ней голову, что она почувствовала легкое прикосновение его колючей щеки к своей нежной коже. Рука, которая до этого чинно лежала на ее талии, скользнула на поясницу. Сквозь тонкую ткань она ощутила, как его кольцо касается ее спины.

Их лица оказались слишком близко друг к другу. Мордант смотрел на ее губы так, словно хотел поцеловать ее.

Какой же он хороший актер.

Для зрителей внизу их поцелуй стал бы ничем не примечательным событием, даже ожидаемым. Эйдан нашел, кому вручить бокал, но все равно смотрел на Аурианну.

– Давайте избавим беднягу от его страданий, – предложил Мордант, а она скорее чувствовала тепло его голоса, чем слышала слова, которые он произносил.

Ложь – вот что было между ними.

Их щеки соприкоснулись. Его взгляд стал пылким, страстным.

– Я не целую пациентов, – сказала Аурианна, практически прикасаясь губами к его губам.

– Я думал, что я не пациент, – возразил Мордант.

– Верно, вы лишь рычаг давления.

– Вы должны мною воспользоваться.

И, раз уж Эйдан смотрел – и только потому, что Эйдан смотрел, – она встала на цыпочки и провела по волосам Морданта затянутыми в шелк пальцами.

Он не стал колебаться и не дал ей времени передумать. Притянул ее к себе, обхватил рукой ее шею и приподнял голову.

Их губы встретились, и наступил нежный апокалипсис.

Она почувствовала губами его шрам, ощутила, как отвердела его рука на ее шее и что у его губ вкус виски, шоколада и лжи. Ее тело не знало того, что знал ее мозг. Ее сердце стучало в груди как сумасшедшее, ей приходилось заставлять себя дышать: неровные вдохи и выдохи, выдохи и вдохи между прикосновениями мокрых от дождя губ.

Пока это длилось, поцелуй казался вечным.

Этот поцелуй значил слишком много и слишком мало, он был и нечестивым, и священным.

Она ощутила тепло на своей шее. Мордант собрал губами капли дождя, стекающие с ее лица. Он сделал глубокий, прерывистый