Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 - Юй Фэйинь

Он не протянул руку, не стал объяснять, как именно он сможет её защитить. Но в его словах, в его позе была такая непоколебимая уверенность, что ей стало чуть легче дышать.

— А если твой меч и щит окажутся бесполезны против того, что наслало цзянши? — спросила она, всё ещё не понимая, с кем говорит на самом деле.

На его губах дрогнула едва заметная тень.

— Тогда я стану чем-то большим. Чем-то, чего они боятся. Но вам… вам не нужно об этом знать. Доверьтесь мне.

Тан Лань смотрела на него, и постепенно напряжение спадало с её плеч. Она не знала всей правды. Не знала, что он сам был частью этой тьмы. Но она верила ему. Верила тому, что видела в его глазах сейчас — не службу, а выбор.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Я доверяю тебе.

Это было не полное знание, но это было начало. Начало союза, построенного на полуправде и сокрытой силе, но на абсолютной, безоговорочной верности. И для мира, полного лжи, этого пока было достаточно.

* * *

Тишина, наступившая после цунами, была обманчивой. Тан Лань не обольщалась — это была не передышка, а затишье перед бурей. И она решила использовать его с максимальной пользой. Её покои и уединённый сад превратились в импровизированный тренировочный зал.

Тело. Каждое утро теперь начиналось не с церемоний туалета, а с боли и пота. Она заставляла себя делать то, что раньше считала немыслимым. Она часами стояла в низких, неудобных стойках цигуна, чувствуя, как дрожат и горят мышцы её бёдер и спины. Сяо Вэй, сначала в ужасе наблюдавшая за этим, теперь молча подавала ей воду и утирала со лба пот.

Она растягивала своё негибкое тело, заставляя его гнуться, превозмогая боль, представляя, что уворачивается от ударов. Вместо изящных ваз в её покоях появились кувшины, наполненные песком. Она поднимала их, сначала с трудом, потом всё увереннее, тренируя мышцы рук и плеч.

Ци. Это было самым трудным. Её внутренний источник всё ещё был слабым, капризным ручейком. Но теперь она подходила к этому с упрямой методичностью учёного.

Она искала уединения, садилась в позу лотоса и погружалась внутрь себя. Не с отчаянием, как раньше, а с холодной концентрацией. Она не пыталась «заставить» ци течь — она изучала её. Нащупывала её русло, чувствовала её приливы и отливы.

Она представляла себя сосудом. Каждая удачная медитация, каждое правильное дыхание — это капля, падающая в этот сосуд. Медленно, мучительно медленно, но уровень поднимался. Ци перестала быть абстракцией — она стала ресурсом, который нужно копить и беречь.

Она училась не просто накапливать силу, но и управлять ею. Пыталась направлять тончайшие ручейки энергии в кончики пальцев, чтобы согреть их, или в ноги, чтобы сделать шаг легче. Пока это получалось плохо, но она не сдавалась.

Дух. Это, возможно, было важнее всего. Она училась не паниковать. Училась гасить в себе первую волну страха, заменяя её холодным, аналитическим расчётом. Она проигрывала в голове возможные сценарии нападения, думала, как бы мог отреагировать Лу Синь, как могла бы действовать она сама.

Она не просто ждала грозу. Она готовилась к ней. Каждая напряжённая мышца, каждая капля собранной ци, каждая успокоенная мысль были кирпичиком в стене, которую она возводила против надвигающейся тьмы. Она знала — удар придёт. И на этот раз она не собиралась быть беспомощной жертвой. Она встретит его на ногах. Готовая сражаться.

Глава 56

Прошло несколько недель. Тяжёлый, гнетущий покров страха, окутавший дворец после череды страшных событий, наконец начал понемногу приподниматься. Напряжение, витавшее в воздухе, рассеивалось, как утренний туман под лучами солнца. И само светило, словно решив смилостивиться над смертными, наконец-то пробилось сквозь пелену зимних туч, одарив замёрзшую землю редкими, но драгоценными лучами тепла.

Тан Лань снова пила чай в своём саду. Не в душных, наполненных памятью о кошмарах покоях, а под открытым небом. Этот простой, привычный ритуал казался маленьким чудом, символом возвращающейся нормальности. Её появление обрадовало слуг — они видели, как их госпожа, бледная и затворница, наконец вышла из добровольного изгнания, и в их сердцах теплилась надежда, что самое страшное позади.

Но больше всех её выходу обрадовался, без сомнения, Лу Синь. Он стоял не у дверей её покоев, скрытый в тени, а в нескольких шагах от неё, у края беседки. Его поза по-прежнему была стойкой, но в ней читалась непривычная расслабленность. Он мог видеть её лицо, освещённое солнцем, а не скрытое полумраком комнаты.

Тан Лань отхлебнула ароматный чай, но на её лице появилось не удовольствие, а лёгкая, почти незаметная грусть.

— Как же я соскучилась по кофе… — протянула она в пространство, её голос прозвучал тихо и задумчиво.

Сяо Вэй, стоявшая поодаль, лишь молча покачала головой, привычно списывая очередную странность госпожи на её особенный характер. Она уже перестала удивляться.

НоЛу Синьне мог промолчать. Его острый слух уловил незнакомое слово, и в его глазах вспыхнул искренний, неподдельный интерес. Этот момент, эта капля нормальности и её спокойное настроение казались идеальными, чтобы заговорить. Не как страж с госпожой, а почти что… как два человека.

— Кофе? — спросил он, его низкий голос прозвучал непривычно естественно, без обычной отстранённости.

Тан Лань повернулась к нему, и её глаза, казалось, очнулись ото сна. Она улыбнулась — той самой, живой и немного озорной улыбкой, по которой он скучал всё это время.

— Да, — оживилась она, будто получив любимую тему. — Такие коричневые зёрнышки. Их обжаривают, измельчают в порошок, потом варят с водой… Получается тёмный, горьковатый, но невероятно бодрящий напиток. Прямо с утра заряжает энергией.

Лу Синь внимательно слушал, его брови были слегка приподняты от удивления.

— Госпожа порой говорит о очень… загадочных вещах, — заметил он, тщательно подбирая слова. В его голосе не было упрёка, лишь лёгкое, почти дружеское недоумение. — Словно вы не из этого мира.

Тан Лань задумалась на мгновение, её взгляд на миг унёсся куда-то далеко. Но затем она снова посмотрела на него, и её улыбка стала немного таинственной, но твёрдой.

— Из этого, не переживай, — сказала она уверенно. А потом, уже почти шёпотом, так, чтоы никто не услышал, добавила сама себе : — Просто… не из этого времени.

Вопрос висел в воздухе между ними, острый и неотвратимый, как обнажённый клинок. Он вырвался у Лу Синя почти против его воли, после недель молчаливого обдумывания. Солнечный свет, игравший в саду, казалось, померк на мгновение, уступив место воспоминанию о той ужасной ночи.