Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 - Юй Фэйинь

Она позволила себе на мгновение помечтать об этой простой радости — гулять рядом с тем, кто тебе дорог, не таясь, не боясь косых взглядов.

Но для себя самой Тан Лань понимала всю горечь этой иллюзии. Такая роскошь — позволить себе чувства к собственному стражу — была для неё недостижимой. Их разделяла не просто пропасть, а целая пропасть из трёх бездн… Положение. Репутация. Время.

И потому её собственное сердце, сжавшееся от сладкой боли при его близости, она заковала в лёд. Она могла подарить мимолётное счастье другим, но для себя самой такой роскоши не позволяла. Это была её жертва и её одиночество.

И тут её взгляд, скользящий по праздничным диковинкам, упал на прилавок, ломившийся от масок. Они висели плотными рядами — смеющиеся демоны, умиротворённые божества, хитрые лисицы и свирепые тигры. Тан Лань подошла ближе, заворожённая искусной работой. Она так увлеклась, разглядывая тонкую резьбу по дереву и яркие краски, что не заметила, как Лу Синь, стоявший чуть позади, протянул руку и взял одну из них — чёрную, лакированную, с резкими, угловатыми чертами, лишёнными всякой человечности. Глубокие прорези для глаз словно сочились тьмой, обещая за собой лишь пустоту.

Она обернулась, чтобы показать ему изящную маску-лисичку с лукавым прищуром, и замерла. Дыхание застряло в горле.

Он держал ту самую маску у своего лица.

Чёрный лак отливал синевой на солнце, бездушные, пустые глазницы уставились прямо на неё, скрывая всё, что было знакомо и привычно в его чертах. И в этот миг хрупкая скорлупа реальности треснула и рухнула. Пестрый фестиваль, сладкие запахи, смех толпы — всё это исчезло, поглотилось густым, кровоточащим мраком воспоминаний. Перед ней стоял не Лу Синь. Перед ней, холодный и безжалостный, высился призрак Владыки Демонов с пылающими алыми глазами — тот, что стёр с лица земли её клан, чьё самое лёгкое прикосновение несло мучительную смерть.

Её лицо побелело, как мел, губы задрожали. Воздух вырвался из лёгких коротким, судорожным всхлипом. Сердце забилось в грудной клетке с животной, слепой силой, требуя бежать, кричать, спасаться.

— Нет! — её крик прозвучал резко и пронзительно, как звук бьющегося стекла, заставив нескольких прохожих обернуться в замешательстве.

Перед её внутренним взором, словно кровавые вспышки, пронеслись картины: падающие замертво друзья, искажённые ужасом лица, алчный огонь, пожирающий родной дом. И Он. Всегда в этой маске. С холодными красными глазами, без единой эмоции. Неумолимый. Приближающийся к ней, чтобы добить. Чтобы забрать и её жизнь.

Слепой инстинкт выбросил её вперёд. Она рванулась, выхватила маску из его рук — её пальцы обожгло холодом лака — и с силой, полной отвращения и ужаса, швырнула её обратно на прилавок, будто это была раскалённая докрасна кочерга или ядовитая змея.

— Не надо эту! — её голос срывался, дрожал, в глазах стоял неподдельный, дикий ужас. — Выбери другую! Любую, только не эту!

Лу Синь отшатнулся, ошеломлённый. Его собственная маска невозмутимости дала трещину, обнажив полное, глубинное недоумение. Он смотрел на её бледное, искажённое гримасой чистого страха лицо, на широко распахнутые глаза, в которых плескалась бездонная паника, и не понимал ровно ничего. Его рука, только что державшая маску, всё ещё замерла в воздухе — пустая, беспомощная. Шум праздника обрушился на них вновь.

Тишина, повисшая между ними после инцидента с маской, была густой и тяжёлой, как свинцовое покрывало. Тан Лань старалась дышать глубже, сосредоточив взгляд на алых бумажных фонариках, покачивающихся на ветру, пытаясь вытеснить из памяти жуткий, навязчивый образ. Сердце постепенно унимало свою бешеную пляску, но лёгкая, предательская дрожь в кончиках пальцев всё ещё выдавала пережитый шок.

Лу Синь молча наблюдал за ней. Его взгляд, обычно твёрдый и нечитаемый, теперь смягчился. Он видел, как напряжение медленно покидает её плечи, но в глубине её глаз, словно дымка после грозы, оставалась тень недавнего, животного ужаса. Это зрелище — такая сильная, гордая принцесса, внезапно ставшая хрупкой и беззащитной — вызывало в нём странное, щемящее чувство, заставляющее что-то сжиматься в груди.

— Госпожа… как вы? — его голос прозвучал тише обычного, почти шёпотом, грубоватые нотки сгладились, открывая неподдельную заботу, которую он уже и не пытался скрыть.

Тан Лань вздрогнула, будто её окликнули в тёмной комнате. Она не могла сказать ему правду. Не могла объяснить, что увидела в нём призрак того, кто уничтожил всё, что она любила в прошлой жизни.

— Я… я просто испугалась, — прошептала она, опуская глаза и сжимая складки платья. — Маска… она была очень страшной.

Эти простые, почти детские слова тронули его до глубины души. Она, которая с холодной усмешкой вела словесные дуэли с придворными, которая с непоколебимой волей командовала стражами, нашла способ убить цзянши, пришедшего её убить… испугалась бездушного куска дерева. В этой внезапной уязвимости, в этой обнажённой беззащитности была такая пронзительная искренность, что всё внутри него сжалось. Острое, почти физическое желание защитить её, оградить от любого зла, любого страха в этом мире, затопило его с новой, неистовой силой.

— Вам нечего бояться, — сказал он твёрдо, и в его низком голосе зазвучала непоколебимая, клятвенная уверенность. — Пока я здесь, ничто не причинит вам вреда. Я защищу вас. От масок. От людей. От… любого демона, настоящего или придуманного.

Его слова, обрушившиеся с такой простой и страшной силой, словно развеяли последние остатки льда вокруг её сердца. Она посмотрела на него, и в её глазах, ещё влажных от недавнего испуга, читалась глубокая, безмолвная благодарность. И тогда, поддавшись порыву, она решилась задать вопрос, который жёг её изнутри с того дня в лекарне.

— Лу Синь… — она произнесла его имя без титула, почти интимно. — А ты… ты видел раньше демонов? Настоящих? Тогда, в лекарне… ты не испугался. Бросился в бой, не раздумывая. С нежитью боролся. Не каждый человек на это способен.

Он замолчал на мгновение, его взгляд стал отстранённым, будто он смотрел не на шумные улицы, а вглубь себя, в самые тёмные закоулки собственного прошлого.

— Видел, — наконец признался он тихо, и это слово прозвучало как приговор. — И не боюсь их. У меня была… долгая и тяжёлая жизнь. Она научила не бояться монстров. Иногда они куда человечнее людей.

Он сделал паузу, подбирая слова, раскрывая ровно столько, сколько мог, не выдавая главной, сокрытой тайны.

— Отец погиб на северной границе, защищая её от рейдов кочевников. Мать… — его голос на миг сорвался, — мать задавила карета знатной госпожи, которая спешила во дворец,