Искупление - Элизабет фон Арним

Почтенная дама подставила свою иссохшую щечку для поцелуя и произнесла, ожидая прощального ритуала:

– Доброй ночи, мои дорогие. Я устала.

Может, старая миссис Ботт и впала в детство, может, и превратилась в жалкую развалину, но Рут и Нора подчинились: поднялись со своих мест, подошли к креслу свекрови и поцеловали ее в щеку.

– И ты тоже, дорогая Мейбл, – прибавила дама, подставляя щеку. – Наверное, теперь ты захочешь вернуться домой, к Фреду?

– Если вы не против, мама.

Мейбл сконфуженно выбралась из своего угла. Ей хотелось лишь одного – броситься в объятия Фреда и умолять простить ее. История с Берти, конечно, просто ужасна, но какое счастье, какое счастье…

– Против, дорогая?! Да я буду только рада! Хорошо возвращаться домой – я всегда так думала. Эдит, конечно, останется, потому что рассержена, бедное дитя, так что мы с ней тихо, скромно поужинаем вдвоем. На ужин будет еще и пирог с ревенем, дорогая. Тебе понравится. Я всегда говорю: нет ничего лучше первого молодого ревеня.

Дверь закрылась за первыми двумя гостьями, прежде чем к Эдит вернулся дар речи. И тогда она проговорила с горечью:

– Ревень!

– Да. И сливки, – кивнула старая дама.

Наступила тишина. Затем Эдит, глядя сверху вниз на старческую фигуру в кресле, сказала с ледяным презрением в голосе:

– Кажется, вам недостает чувства меры, мама.

И старуха ответила:

– Что ж, дорогая, возможно. – И, чуть помолчав, спросила: – А тебе?

Глава 16

В тот вечер никто из Боттов не ложился спать до глубокой ночи, не смыкали глаз ни жены, ни мужья. Беда, которую они так отчаянно стремились предотвратить, та, что, казалось, уже миновала, все-таки обрушилась на злополучное семейство, и, конечно, беда куда более страшная, чем прежняя, которой удалось избежать.

Удрученные ужасными новостями, Рут, Мейбл и Нора поспешно разошлись по домам, где их ждали встревоженные мужчины, и с их возвращением тревога мужей сменилась полнейшим смятением. Берти? Их собственный брат? И Эдит собирается передать дело в суд? Предстоит разбирательство? Но это уничтожит семью. Если такое случится, в обществе разразится чудовищный скандал и все рухнет, семью уже не спасти. В Титфорде им уже никогда не поднять головы после такого позора, останется только одно – уехать всем семейством и рассеяться по миру.

Если только не удастся остановить Эдит. Но разве можно остановить оскорбленную женщину, взбешенную тем, что другая не только украла у нее мужа, но и отхватила изрядную долю его денег? Обиды ревнивой женщины яростным воплем взлетают к небесам, и ей решительно все равно, кто его слышит. Ей плевать на жизнь всей семьи, на высокое положение, достигнутое немалыми стараниями, на доброе имя, честь, всеобщее счастье и благополучие, ибо ничто не сравнится с местью за случайный проступок одного из членов семейства.

Братья не могли оправиться от потрясения, а Рут так ужасала мысль о разводе в семье, о неизбежной огласке и громком скандале, что ей даже не захотелось напомнить Алеку, как прозорлива она оказалась, когда предостерегала его против Милли, чутье ее не подвело. Что же до Мейбл, та была безмерно счастлива оттого, что виновником скандала оказался не Фред, и ни о чем другом не могла думать: ей хотелось лишь одного – молить мужа о прощении.

Взбешенный упрямством Эдит, Фред, разумеется, сперва обрушил свой гнев на униженную, покорную Мейбл. «И что может сделать Эдит с тем письмом от Дженкинса? – бушевал он, пытаясь ободрить себя. – Оно лишь доказывает, что Берти проявил доброту». Но, несмотря на свое буйство, Фред понимал: роковое письмо всех погубит, ибо Эдит ступила на тропу, которая неизбежно приведет ее к Милли, в этом он не сомневался. Дженкинс знал. Очевидно, Эрнест рассказал ему. Дженкинс с самого начала вел себя так, что было ясно: ему все известно. Смятение и ужас охватили Фреда, он задыхался, не находил слов, чтобы высказать, что думает об этом мерзавце с вечно поджатыми губами.

Во всех трех домах той ночью царили отчаяние и страх. Было уже за полночь, когда те же чувства поселились еще в пяти домах, чьи обитатели состояли в браке с Боттами, поскольку позже, когда бурные волны вынесли Фреда из пучины отчаяния на мелководье, он взялся за телефонную трубку. Фред спрашивал тех членов семейства, кто еще ни о чем не подозревал, не могли бы они приехать на общее собрание, чтобы поговорить, но в голосе его звучала такая острая тревога, что, несмотря на поздний час, когда большинство жителей Титфорда уже подумывают отправиться в постель, приехали все – верные своему долгу зятья сопровождали жен.

Конечно, Милли, снова Милли. Как ни печально, неожиданное приглашение Фреда связано с Милли – в этом не сомневался никто.

Едва опомнившись от недоверчивого изумления, которое вызвали новости, все согласились с Фредом: остается только одно – как можно скорее встретиться с Эдит, то есть всем вместе отправиться в Денмарк-Хилл и общими силами попытаться хотя бы пресечь ее дальнейшие поиски улик. Необходимо ее образумить. Нужно заставить Эдит понять, какие ужасные, роковые последствия для всей семьи повлечет за собой ее настойчивое желание раздобыть доказательства и развестись с Берти. Теперь они поняли, как легко, почти приятно было принимать у себя Милли; совсем другое дело – пытаться усмирить разъяренную Эдит. Эти добродетельные женщины, отметили про себя мужчины, превращаются в сущих дьяволиц, когда выходят на тропу войны.

Однако час был поздний, и визит решили отложить до следующего дня. Договорились встретиться в доме старой миссис Ботт утром, сразу после завтрака, и как можно спокойнее все обсудить вместе с Эдит: объяснить, убедить, внушить, привести все возможные доводы. К тому времени она успеет обдумать свое положение и, возможно, охотнее выслушает возражения, которые прежде отметала. Прийти должны все, сказали мужья, женщин это тоже касается, поскольку теперь, как стало понятно, уже нельзя не принимать во внимание то особое чутье, внутренний голос, интуицию, или как там называется это досадное свойство, что позволяет женщинам брать верх, когда приличие и милосердие требуют, чтобы они оказались не правы. Вдобавок все жены до единой должны решительно восстать против развода и образумить Эдит, привести ее в чувство.

Взрослые дети Эдит – тоже весомый аргумент. Она, как видно, совсем забыла о них. Следует ей напомнить, пусть подумает о детях. Неужели она настолько ослеплена гневом и так жаждет отомстить, что ее совсем не заботит, как отразится на детях ее месть? Нет, конечно, ни одна женщина не допустит, чтобы ее дети страдали. Нужно заставить ее вспомнить о детях, об этом стоит поговорить поподробнее, надо задеть ее слабую струнку, смягчить ее любой