Ненужная жена. Хозяйка драконьей крепости - Лина Калина

Лазурные крылья Ирис раскрываются, вспыхивают, озаряя мрак, словно украденное у богов пламя.

Одно крыло… Второе. Опасность инициировала её силу.

Золотые волосы медленно колышутся. Кожа ещё бледнее, чем раньше — фарфоровая, безжизненная.

Я опоздал?

Нет!

Проклятье, нет.

Бросаюсь вперёд, рывком хватаю Ирис и утягиваю вверх.

Широкими гребками подплываю к каменному островку и укладываю её на холодный камень.

Она не дышит.

— Дыши… во имя Акварии! — сиплю, откашливаясь от воды.

Но прежде чем я успеваю что-то сделать, камень под ней нагревается.

Магия кристалла пробуждается — алчно, нетерпеливо.

Амарантовые нити вспыхивают, устремляясь к ней, обвиваясь вокруг запястий, шеи, плеч, как змеи, требующие свою жертву.

Их прикосновение сначала осторожное, почти нежное — но внезапно магия дергает её, вырывая из моих рук.

Я хватаюсь за неё, но пальцы проскальзывают сквозь воздух.

Кристалл не просто забирает её — он требует.

Она зависает совсем близко к сиреневому кристаллу, будто их связывает незримая сила.

Я вскидываю крылья, бросаюсь за Ирис, но врезаюсь в невидимую стену.

Барьер.

— Нет, нет, нет!

Руны вокруг неё ускоряют ход. Неважно, что это значит! Я не дам её забрать.

Сияние заполняет грот.

Я закрываю глаза, заслоняюсь рукой. Когда свет гаснет, грот уже не тот. Свет пронизывает его, разгоняя прежний мрак.

Вода — не багряная бездна, а чистый лазурит.

Кристалл сияет, заполняя всё пространство небесно-голубым светом.

Только Ирис не изменилась.

Всё ожило. Всё — кроме неё.

Ирис парит в воздухе, застывшая, как фарфоровая статуэтка. Оживлённый свет кристалла ласкает её кожу, но она остаётся недвижимой, не принадлежащей этому миру.

Я снова устремляюсь к ней — но магическая сила с силой швыряет назад.

Грохочущий удар, боль пронзает плечи, крылья судорожно бьются.

Я пытаюсь подняться, рвусь вперёд, но не могу.

Она всего в шаге. В шаге… но недосягаема.

130. Изнанка

Ирис

Я очнулась оттого, что кто-то зовёт по имени. Голос глухой, будто сквозь толщу воды.

— Ира… слышишь меня?

Пытаюсь открыть глаза.

Свет бьёт в лицо, как прожектор. Голова гудит, мысли сбиваются в хаотичный клубок.

— Врача! Она очнулась!

Мужской голос… знакомый.

Но чей?

Не могу вспомнить.

Белый потолок. В ушах — тихое гудение аппаратов, воздух пропитан антисептиком с химозной, сладковатой примесью. Капельница отбивает медленный ритм.

Я в больнице.

— Ирочка…

Моргаю. Надо мной нависает мужское лицо. Зелёные глаза, небритость, тёмные круги под глазами. Губы мужчины потрескались, словно он питался лишь чёрным кофе и тревогой.

Дима?

— Ты меня слышишь? — тревожно спрашивает он.

Пытаюсь ответить, но горло будто перетянуто верёвкой. Только слабый, едва слышный выдох.

— Тише, не напрягайся. Ты долго была без сознания… — он сжимает мою ладонь, и его пальцы кажутся ледяными. — Врачи говорили, шансы невелики… — Дима сглатывает, но берёт себя в руки. — Но ты вернулась. Теперь всё будет хорошо.

Вернулась… откуда?

Память мутная, как запотевшее стекло. Я ощущаю не просто пробел, а зияющую пустоту.

— Что… случилось? — мой голос хриплый, чужой.

Дима осторожно касается моих волос, как будто боится, что я исчезну.

Хочу отодвинуться, но, кажется, мышцы разучились работать. Это не просто слабость, а беспомощность. Как если бы моё тело разучилось существовать.

— Ты долго была в коме. Мы думали… — он осекается, отводит взгляд. — Неважно. Теперь всё позади.

Кома?

Я пытаюсь вспомнить.

— Сколько?.. — едва шепчу.

— Почти два месяца.

Сердце сбивается с ритма.

Два месяца. Два⁈

Чёрт.

Что-то не так.

Я не помню этих двух месяцев. Ни снов, ни голосов, ни теней. Я же должна была хоть что-то чувствовать?

Пытаюсь расспросить Диму, но в палату заходят врач и медсестра. Проверяют пульс, зрачки, задают вопросы. Всё звучит слишком привычно, слишком механически.

Но внутри тревожно пульсирует ощущение… Что-то важное… Что-то, что я забыла.

— Ир, позже загляну, — шепчет Дима, и тут же пропадает за дверью палаты.

Нет. Не так. Ощущение, будто я… отсутствовала.

— Как вы себя чувствуете? — голос врача звучит ровно.

— Слабость… и… — я запинаюсь, пытаясь подобрать слова. Как объяснить это чувство пустоты, отсутствия воспоминаний?

— Головокружение? Тошнит? Голова болит? — мягко уточняет медсестра, склонившись ко мне.

Качаю головой.

— Нет… Просто… пустота. Я не помню. Совсем.

— Ваша память будет возвращаться постепенно, — врач поправляет очки. — Это естественная реакция организма.

— Но почему я помню Диму, и совершенно не помню, что со мной произошло?

Врач делает пометку в планшете.

— Это нормально. А что последнее вы помните?

Я пытаюсь сосредоточиться, но в голове — пустота.

— Не знаю… Всё обрывается.

— Это типичная реакция мозга после комы. Сначала восстанавливаются основные воспоминания: кто вы, где находитесь. А более сложные события могут всплывать частями или постепенно.

— А если я ничего не вспомню?

Врач чуть склоняет голову, раздумывая.

— У всех процесс идёт по-разному. Иногда память возвращается постепенно. Иногда… мозг решает, что какие-то вещи ему больше не нужны. Мы будем наблюдать.

Он задаёт ещё несколько вопросов, но я отвечаю машинально. Чувствую, как что-то внутри зудит, словно заноза в пальце. Забытая деталь. Что-то важное.

Врач заканчивает осмотр и делает последнюю запись в планшете.

— Пока главное — отдых. Постарайтесь не волноваться.

Медсестра заботливо поправляет капельницу, и они выходят.

Закрываю глаза. Прислушиваюсь к себе. К этому чувству пустоты.

Два месяца… Что было за эти два месяца?

Я вспоминаю свои последние осознанные моменты перед тем, как… что?

Потеряла сознание? Попала в кому?

Темнота.

Но в этой темноте что-то есть.

Яркий свет, как вспышка. Рука, тянущаяся ко мне.

Чей-то голос, далёкий, будто зовущий сквозь пространство.

«Ири…»

Резко открываю глаза.

Сердце гулко стучит в груди. Этого не было. Или было?

Зажмуриваюсь, в попытке ухватить образ, но он растворяется, как дым.

Я должна вспомнить. Хочу сжать пальцы, вцепиться в одеяло, но ладонь едва шевелится.

* * *

Три дня сливаются в однообразное мерцание ламп, шаги медсестер и неспособность двигаться.

Врачи проверяют моё состояние несколько раз в день. Светят в глаза фонариком, фиксируют реакцию зрачков, задают вопросы, которые звучат всё более однообразно:

— Как самочувствие? Головокружение? Боль?

— Слабость… — мой голос всё ещё хриплый, но звучит увереннее.

Они осторожно пробуют усадить меня, поддерживают под локти, когда я пытаюсь пошевелить ногами.

От долгого лежания тело ощущается чужим, как будто я только что переселилась в него.

Мышцы ноют, кровь лениво