Ненужная жена. Хозяйка драконьей крепости - Лина Калина

Дима сжимает записку так, что костяшки белеют. Он поднимает глаза, в них злость, непонимание и что-то ещё… страх?

— Что это⁈ От кого⁈

Я молчу.

— Этот кобель Белинский? Да? Всё никак не угомонится⁈

— Причём тут Ростик? — отвечаю машинально, не сразу осознавая, что вслух произнесла имя своего конкурента.

И тут же что-то щёлкает внутри.

Как пазлы, один за другим, в сознании складываются мелочи: кот Тимофей, разбивший горшок, когда пришла Катя. Запах кофе. Случайный смех.

А дальше?

Тьма.

Я вскакиваю.

— Ира! — рычит Дима за моей спиной.

Выбегаю из палаты.

Останавливаюсь у окна.

На фоне закатного города, утопающего в мягком золоте и алом свете, в полутени стоит незнакомец. Его силуэт чётко вырисовывается среди оранжево-фиолетового неба и мерцающих огней улиц.

Почему-то у меня перехватывает дыхание.

Он поворачивается.

Всё как всегда: наши взгляды встречаются. Его лицо остаётся бесстрастным. Но в этот раз… в этот раз я замечаю кое-что новое.

В глазах мужчины — не просто безразличие. В них усталость. Грусть. Может быть, даже… боль?

Я молчу, жду, когда он, как обычно, уйдёт.

Но он не уходит.

Он делает шаг вперёд.

— Ты слишком глупая, Ири, чтобы понять, когда тебя любят, — его голос глух, но в нём слышатся эмоции, которые мне не разобрать.

Он замирает, и голос дрожит едва заметно:

— Ты должна вспомнить меня.

Ири.

Ирисы.

Ирис.

Я не двигаюсь, не могу оторвать взгляда от его глаз.

Карие, глубокие, как омуты, они вдруг начинают меняться. Густой каштановый цвет растворяется, и внутри вспыхивает янтарное солнце.

Золотистые искры пробегают по радужке, переливаясь, как расплавленный мёд, и в следующую секунду его глаза сияют чистым янтарём — живым, мерцающим, хранящим в себе древнюю магию.

Я видела эти глаза… в том воспоминании с аметистом.

— Ты должна меня вспомнить, — он повторяет, и в его голосе слышится не требование, а мольба.

Воспоминания всё ещё ускользают, но внутри разгорается что-то другое — тёплое, жгучее, пугающее.

Я чувствую его руку, осторожно скользящую по моей щеке. Большой палец мягко касается уголка губ.

Тело реагирует быстрее, чем разум.

В горле пересыхает.

— Кто ты? — мой голос звучит едва слышно.

Он не отвечает.

Просто смотрит на меня так, будто я — всё, что у него осталось.

Его ладонь скользит по моей скуле, пальцы зарываются в волосы, и в этом движении — такая нежность, такая осторожность.

Меня окатывает волной тепла.

Он ждёт. Дает мне выбор.

Я могу уйти. Могу отвернуться.

Но я не хочу.

Что-то внутри толкает вперёд, к нему. Я делаю шаг, грудь касается его тела.

Тепло. Слишком близко.

И в следующий миг его губы находят мои.

Медленно. Осторожно.

Как будто он боится меня спугнуть.

Я вдыхаю его запах — немного пряный, чуть терпкий, как лес после дождя.

И это чувство — будто я знала этот вкус, этот поцелуй…

Сердце сбивается с ритма, но я не думаю, не сомневаюсь.

Я тянусь к нему.

Губы становятся требовательнее, горячее, и я не замечаю, как пальцы сами находят его плечи.

Он отвечает.

Сильнее. Глубже.

Руки сжимают меня крепче, одна ложится на поясницу, другая скользит вверх по позвоночнику.

Я чувствую, как напрягается его тело, как бешено бьётся его сердце рядом с моим.

И в этот момент я забываю, где я. Кто я.

Я просто тону в нём. В этом поцелуе, в этом жаре, в этом ощущении, что я не одна.

Что он здесь.

Всегда был.

Всегда будет.

Я не знаю, сколько длится этот поцелуй — секунды или вечность. Но когда мы разрываем его, я всё ещё держу незнакомца за ворот рубашки, а он не отпускает меня.

Его дыхание горячее, тяжёлое, губы едва заметно касаются моего лба.

— Ри… — голос срывается, дыхание сбивается.

Сердце глухо ударяется в рёбра, в голове пульсирует одно слово. Нет, имя.

Его имя.

— Ривз, — шепчу я, и в тот же миг ощущаю, как что-то ломается во мне, хлынув потоком.

— О, Господи… — я прижимаю пальцы к губам, замираю. — Я… я всё вспомнила.

134. Время платить

Он обнимает меня крепче. Его щека прижимается к моей макушке, пальцы осторожно гладят по волосам, как будто проверяя: я действительно здесь, живая, настоящая.

Мы стоим так долго. И только теперь понимаю, как сильно скучала. Как безумно нуждалась в этом прикосновении.

— Я ждал, — шепчет он. — Не знал, дождусь ли. Но ждал.

— Почему ты молчал? — я отрываюсь от его груди, смотрю в глаза. — Почему не сказал раньше?

Он не отвечает сразу. Янтарный взгляд замирает на моих губах, затем медленно поднимается к глазам.

— Потому что я всегда оставляю тебе выбор, — тихо говорит Ривз. — Если бы сказал раньше — это был бы мой выбор. Моё желание. Моя слабость. А ты должна была вспомнить сама. В этих мирах любое лишнее слово — как трещина в стекле. Один неверный шаг — и всё рассыпается. Я не мог рисковать тобой. Если бы ты посмотрела на меня — и не узнала… если бы отвернулась… я бы не пережил этого.

Он замолкает, и в его глазах вспыхивает янтарь.

— Я сдерживал себя. Молчал. Прятал каждое движение, каждый взгляд. Пока ты рядом — я жив. Но если бы ты не вспомнила… я всё равно остался бы. Просто рядом. Просто тенью.

Я моргаю, сдерживая слёзы. Хочу сказать хоть что-то, хотя бы его имя, — но он мягко касается ладонью моей щеки.

— Кто-то вмешался в твой цикл перерождений. Нарушил его ход. Одно из воплощений было уничтожено.

— Значит настоящая Ирис мертва?

— Частично. Потому что она — это ты. Твоя проекция в другом времени, в другом слое мира. И когда твоя жизнь в Ильорине снова оборвалась, тебя притянуло сюда. В это тело.

Я киваю. В груди тяжесть — не от страха, а от чего-то более глубокого.

— Второе тело в крепости исчезает. С каждым днём — всё слабее. Тебе нужно решить, где ты останешься.

— Я… — в горле пересыхает. — Я не знаю.

— Ты не можешь знать. Ты только что всё вспомнила. Это слишком много, слишком быстро.

Ривз на мгновение закрывает глаза.

— Но у нас нет времени.

Я отвожу взгляд, и голос звучит