Укушенная - Джордан Стефани Грей

— Я мог бы убить тебя.

Син притягивает меня к себе, его рука, липкая от старого горького напитка, обхватывает моё запястье. Я в замешательстве смотрю на него сверху вниз. Это… не входило в наши планы. Это совсем не похоже на наши планы. Но когда я хмуро смотрю на него, он быстро отводит взгляд, достаёт из бара бокал с янтарным алкоголем и осушает его одним глотком.

— Убив меня, ты покончишь с собой, и даже ты не настолько самоотвержен.

— Испытай меня, — говорит Каликс.

Син морщит лоб, и его нос снова подёргивается. Он оглядывается на меня и убирает растрепавшиеся волосы с моего затылка.

— Ванесса, дорогая, почему от тебя снова пахнет, как от моего кузена?

Я бы отстранилась от него, но его хватка крепка, как у кандалов, и его большой палец мягко проводит по изгибу моего запястья. Это лёгкое движение, осторожное. Я совсем не чувствую опьянения. Но я всё равно смотрю на него. Это не входило в наши планы, и я действительно не хочу объяснять, почему на мне повсюду аромат Каликса. Ещё меньше мне нравится, что я не чувствую его на себе.

— Потому что мне пришлось тайком вывезти её из замка, чтобы мы могли найти тебя, когда мои вены начали темнеть, — яростно говорит Каликс. — Мы думали, ты умираешь.

Син не обращает внимания на своего кузена. Он невозмутимо говорит:

— Ну, я-то точно не умираю.

Каликс рычит. Син игнорирует это. Опуская руку вниз по моему запястью, он переплетает наши пальцы и сжимает.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает он меня. В этом идеальном, красивом голосе нет ни капли алкоголя, и у меня кружится голова. Я прислоняюсь к барной стойке, чтобы не упасть.

Что происходит?

— С ней определённо не всё в порядке. Она, — Каликс указывает на меня, — только что впервые встретилась со своим отцом с тех пор, как стала одной из нас. Тебе следует поговорить с ней. Может быть, объяснишь, какого чёрта ты здесь делаешь, потому что она, кажется, шокирована не меньше меня. — Мне Каликс говорит: — Я собираюсь прибраться, чтобы не привлекать ещё больше внимания.

— Да, — говорит Син, — потому что семифутовый, огромный девятнадцатилетний парень обычно очень незаметен.

* 7 футов = 2,13 м

Выругавшись, Каликс топает к чёрной занавеске, отделяющей бар от туалета. Как только он исчезает из виду, хватка Сина усиливается. Я даже не успеваю спросить его, что происходит, как он спрашивает:

— Ты видела своего отца? — Его голос излучает самообладание и абсолютную трезвость.

Он не пьян. Но он в баре.

Почему?

Я качаю головой, быстро моргая, чтобы избавиться от замешательства.

— Он… он был на дежурстве, а Каликс управлял внедорожником как гонщик Формулы-1, чтобы добраться до тебя. Мой отец остановил нас. — Я отпускаю его руку и отступаю на дюйм. — Почему ты здесь, Син? Почему рука Каликса начала разлагаться? — Мой голос срывается. — Я думала… я думала, ты умираешь.

Лицо Сина вытягивается, и он бросает взгляд на чёрную занавеску, прежде чем встать. Убирая волосы с моего лица, проводя ладонями по моим щекам, он говорит:

— Мы не можем говорить об этом здесь. Я обещаю, что со мной всё в порядке. — Но… нет. Раскалённая добела комета взрывается у моих рёбер. Он лжёт.

— Син…

Его затуманенные вином глаза сужаются, и я… я чувствую это. Медный запах боли. Кровь. Он пытается отстраниться от меня, но я цепляю пальцем воротник его рубашки и оттягиваю его назад. Син резко выдыхает, когда я показываю глубокий порез, багровеющий над белой костью его плеча. О мой Бог. При виде этого у меня резко, неистово скручивает желудок. Серебро. Это должно было быть нанесено серебром. Он… он мог бы…

Однако Син одёргивает рубашку, словно это всего лишь порез от бумаги.

— Не сейчас, — говорит он. — Здесь небезопасно.

Правда.

Но я оглядываюсь в поисках объяснения, почему. Бородатые мужчины вернулись к своим кабинкам и разговорам. Бармен протирает свою вечно грязную стойку. Каликс в туалете. Почему?..

Син отступает на шаг, его руки убираются от меня в мгновение ока.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной, — произносит девушка, и моё тело мгновенно наполняется ужасом.

Я застываю и отказываюсь оборачиваться.

Стук каблучков по песчаному полу становится всё громче и громче, словно начинающийся вой сирены, предупреждающей о торнадо. Эвелин Ли приближается к Сину, держа в руке стакан, наполненный какой-то густой зелёной слизью, и смотрит на меня с ненавистью тысячи пылающих солнц.

— Меня не было три минуты, а она уже здесь? — Эви тычет стаканом Сину в грудь. — Прими своё проклятое зелье. Надеюсь, это больно.

— Ты ранишь меня, Эви, — сухо говорит Син, хотя тут же втирает слизь на своё плечо. Рана… закрывается. Именно так. Я хмурю брови, а Эви закатывает глаза. Положив руку на высокую талию своей чёрной мини-юбки, она втискивается между мной и Синклером.

— Какое интересное совпадение, что я встретила тебя здесь, Ванесса, — говорит она приторно-сладким голосом. — Это твоё любимое местное развлечение? — Она оглядывает грязь, запыленность и копоть вокруг. — Это определённо похоже на место, которое ты часто посещаешь.

Син отодвигает её в сторону, пусть всего на сантиметр, и выдавливает из себя смешок.

— Дамы, как бы мне ни нравилось, что вы обе ссоритесь из-за меня, я действительно должен потребовать, чтобы вы расслабились. В конце концов, мы находимся в спокойном месте. — Он лучезарно улыбается, будто это не самая большая ложь, которую он когда-либо говорил. Эви прищуривает свои покрасневшие глаза, глядя на него.

— Ты всегда должен вести себя как полный кретин?

— Могу обещать тебе, что это не притворство, — процедил Син сквозь зубы.

— Наша помолвка запомнится надолго, — говорит Эви, и теперь настала её очередь покопаться в откровенной нечестности.

Син кивает.

— Дети наших внуков будут рассказывать о нашем славном деле.

Ложь.

— Не могу дождаться, когда мы с тобой соединимся, — говорит Эви с совершенно невозмутимым видом.

Ещё одна ложь.

К сожалению, от этих косвенных признаний мне не становится легче. Если только Син не найдёт убедительных доказательств сегодня вечером, эти двое будут помолвлены через две недели. Даже если они этого не хотят, даже если они всё время будут брыкаться и кричать, они будут вместе до конца своих дней. И я либо буду наблюдать за развитием событий, либо останусь Волком-Одиночкой, брошенным умирать. Я кладу руку на живот, желая унять приступ тошноты и желчи. Но нет. Светлые волосы Сина падают на его потрясающие красные