Триумф в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

Я упоминала найти одну из девочек Стейси, чтобы сделать грязную работу и повесить ее на простынях. Я все еще могла это сделать.

Дело Пэм — важная часть, чтобы низвергнуть все и всех: Найла (посмертно, конечно же), его отца, его брата, Офелию, Максвелла Баррассо. Каждого богатого ублюдка, который когда-либо покупал у «Банды грандиозных убийств» ребенка и отмывал деньги через фонд мать Тринити «Лига по спасению наших драгоценных детей». Если она умрет, то VGTF предположат, что это подстроили «Банда грандиозных убийств». Вполне возможно, что сейчас они как раз занимались этим. Мне это сойдет с рук. Это то, чего ты на самом деле хочешь, Берни? Оно?

Ответ: я, блять, понятия не имела.

— Ты приставила к ней оружие? Заставила выпить таблетки? — я продолжала смотреть на Памелу, пока кусочки и отрывки дневника моей сестры проносились в моей голове. Она не планировала умирать, так ведь? Когда она спрашивала меня такие вещи, как думаешь, ты будешь в порядке без меня? Она планировала убежать. Сбежать. Уехать в Нан-мать его-такет.

На мгновение я закрыла глаза, мое сердце колотилось, голова шла кругом.

Я сохраняла контроль пять недель с тех пор, как узнала, что Пэм вовлечена в смерть Пенелопы.

И все же, впервые, я, блять, на самом деле это чувствовала.

Мне нужны мои мальчики, подумала я, впиваясь ногтями в стол по бокам. Но я пока не могла уйти. Нет, пока не услышу, как она это скажет.

— На тебе прослушка? — спросила Пэм, глядя на меня, словно не могла найти другой причины, почему я была здесь.

В воздухе возникло мгновенное напряжение, потому что я уже заметила тот факт, что она не отрицала мое заявление, не брызгала слюной, не хлопала руками по столу и не окрасилась в забавный розовый цвет, который принимало ее лицо, когда она злилась. Она не злилась из-за обвинения, потому что…это правда.

Я посмеялась, но затем почувствовала что-то соленное и пальцем прикоснулась к слезе на моей щеке. Блять. Я плакала. Хоть и говорила себе, что не буду. Хоть и пообещала, что не буду этого делать.

— Я не гребанная стукачка, — прорычала я в ответ с такой яростью, что Памела даже откинулась на своем стуле. Эта женщина взяла десять тысяч долларов, чтобы сбагрить меня и женить на гангстере. Которая годами помыкала мной, кричала в лицо и называла меня ужасными словами, пока скрывала кровь на своих руках. — О, как я же я хотела бы ею сейчас быть, чтобы я могла продать тебя и наблюдать, как ты будешь метаться перед СМИ. Все твои богатенькие друзья теперь знают, не так ли? Почему ты арестована. И им плевать. На самом деле, они надеются, что ты возьмешь вину на себя, чтобы им не пришлось платить за то, что они играли в больные, маленькие игры с украденными детьми.

— Ты — маленькая лгунья и шлюха, прямо как твоя сестра, — сказала Памела, ядовитые слова крутились в моей голове словно мантра. Лгунья и шлюха. Но я не была ни тем, ни другим. Если кто-то за этим столом и был, то это она. — Выйти замуж за твоего отца и иметь вас двоих было самой худшей ошибкой, которую я когда-либо совершала. Если бы я могла вернуться назад во времени, то сделала бы аборт, когда была беременна Пенелопой и оставила бы твоего маньяка-папашу позади.

Каждое слово было окрашено грубым кусочком правды, но я не дрогнула. Ни что из этого меня не удивляло. Памела никогда не любила быть мамой. Сама идея материнства заставляла ее чувствовать себя загнанной в ловушку, как бабочку с оторванными крыльями.

— Почему ты просто, блять, не ушла? — спросила я, пялясь на нее и наблюдая, как она сжала одну руку в кулак, впиваясь обломанными ногтями в ладонь.

От того, как она посмотрела на мои идеально накрашенные и украшенные ногти, стало до боли очевидно, что она завидовала. Контроль. Все дело было в контроле.

— Зачем ты вообще пришла сюда? — спросила Памела, но я снова покачала головой, наклоняясь ближе к ней, чтобы прошептать.

— Либо ты сейчас же отвечаешь на мои вопросы, либо я позабочусь о том, чтобы ты не дожила до суда.

Наши взгляды встретились, и я заметила лишь краткое колебание в ее глазах, словно она была уверена, верить мне или нет. Потребовалось время, чтобы мысль укоренилась, мысль о том, что она, наконец, не имела никакой власти надо мной. Она не могла заставить меня сесть на коленки Найла или наблюдать, как Корали усаживала меня в машину, чтобы отвезти к Кушнерам.

Горло настолько сжалось, что внезапно мне стало невозможно дышать. Я задыхалась. Задыхалась, и мне было так чертовски грустно. Почему мне все время, блять, грустно? Минуту, и я буду в порядке. Я пойму, сколько хорошего все еще было в моей жизни и как мне чертовски повезло. Я дожила до семнадцати-восемнадцати лет, ни разу не подвергнувшись сексуальному насилию. Это чудо. Возвращение себе моих парней Хавок — чудо.

Я прижала руку к животу, пока старалась сдержать слезы.

Выкидыш был отдаленной, острой темой на задворках моих мыслей. Я не хотела ребенка, так что чувствовала облегчение. Но еще я чувствовала, что если бы в итоге оказалась с дочерью на руках, то точно знала бы, как быть идеальным родителем: быть противоположностью Памелы. Олицетворять любовь, а не ненависть.

Я села и сложила руки на столе.

— Почему ты вышла за моего отца? — спросила я, потому что мне нужно было все это знать.

И в этот момент, если бы Памела дала бы мне хоть что-то, за что можно ухватиться, то я бы позволила ей прожить остатки своих дней в тюрьме. Если честно, на самом деле это наказание было бы лучше смерти. Она возненавидит еду и отсутствие дизайнерской одежды, отсутствие мастеров ногтевого сервиса из Оак-Парка, нехватки парикмахеров с опытом работы с голливудскими звездами. Она возненавидит это место, потому что оно будет воплощать все то, что она заслуживала: отчаяние, пустоту, одиночество, заточение. Навсегда.

В то же время я знала, что мой список отмщения не был составлен для людей, чьи имена в итоге в