Танцующая с волками - Сёстры Нолан

— И вы можете просто так отдать ребёнка в другую стаю? — удивилась Оливия и обернулась.

— Зачем в другую? — теперь пришло время изумляться Нале.

— Ну, например, если отец живёт не с вами, — предположила девушка.

— Такое не может быть, — быстро замотала головой волчица и нахмурилась. — Запрет общаться с другими. Ликант и дикий вместе портит кровь.

Она уже убрала гребень в поясной карман, поднялась по ступеням и открыла дверь, приглашая Оливию выйти из хижины. Та неуверенно подалась следом.

Находиться на улице было непривычно. Сумерки уже накрыли лес своим тёмным покрывалом, так что рассмотреть что-либо удавалось плохо. Однако Оливия заметила, что поселение, где её держали, мало походило на резервацию. Неказистые землянки были разбросаны прямо среди деревьев и кустарников, словно вырубать лес для удобства никому и не приходило в голову. Они напоминали маленькие холмики, так что с первого взгляда признать поселение ликантов в причудливом лесном ландшафте было проблематично.

Последняя фраза Налы всё ещё крутилась в голове, но Оливия никак не могла решиться задать вопрос. Наконец она прокашлялась и произнесла будто мимоходом:

— Хочешь сказать, все в вашей стае дикие?

— Хайсе[6], — кивнула волчица. — Только мы зовём себя иначе. Анги́.

Она повела её прочь от хижин, и вскоре Оливия поняла, что они не одни. Со всех сторон через лес шли дикие оборотни. Женщины в пёстрых юбках и мужчины в мешковатых, подвязанных верёвками на икрах штанах — они все следовали к тому месту, где ярко горел большой костёр. На лицах и телах светились странные цветные знаки, а на ногах не было обуви.

Оливия почувствовала, как деревенеют замерзшие ступни, но никто из окружающих ее анги́, похоже, не испытывал дискомфорта. Голень снова начала ныть, и она чуть сбавила скорость. Кое-где снег ещё лежал пушистыми шапками, но на тропинках под десятками пар ног хлюпала слякоть. Многослойная юбка оказалась на удивление практичной в борьбе с холодом, но этого было мало. Желая отвлечься от мысли, что этой ночью замёрзнет насмерть, Оливия решила продолжать разговор:

— А вы не контактируете с внешним миром?

Нала покачала головой:

— Там плохо, опасно. Диких убивают.

— Охотники, — пробормотала Оливия, разглядывая поляну, на которую они вышли.

Повсюду пылали костры. Анги́ сновали между ними: кто-то тащил корзины, наполненные сырым мясом и рыбой, кто-то уже рассаживался на толстых брёвнах, желая быть поближе к еде.

— Да, гильдия плохая, — заметила Нала. — Бросают своих, боятся.

— О чём это ты? — Оливия непонимающе уставилась на волчицу.

— У нас много охотников, — ответила та, обводя рукой поляну. — Они учить нас вашему языку и помогать охранять. Всех их когда-то бросить гильдия, оставить волками ходить по лесу одним.

— Я тоже когда-то жила в гильдии, — проболталась девушка.

Нала вдруг остановилась и схватила её за локоть, разворачивая к себе.

— Никому об этом не говори, особенно Фитэ.

Она незаметно кивнула в сторону мужчины с длинной густой бородой, стоящего с остальными анги у костра. Он выглядел так же, как и остальные, ничем не выделяясь из толпы, однако лицо его показалось Оливии смутно знакомым, только вот она никак не могла взять в толк, где видела его раньше. Память услужливо подкинула воспоминание, где начисто выбритый охотник, сидевший за рулем машины, которая только вернулась из города, тайком передавал ей горсть конфет, предлагая поделиться с Ульрихом.

— Дядя Френк, — тихо ахнула она, ошеломлённо глядя на анги.

Ей было не больше пяти, когда друг Маркуса не вернулся с очередного рейда. Оливия была слишком мала, чтобы понимать опасность выхода за стену, но хорошо помнила, как скорбел Маркус.

Казалось, Френк мало изменился с того времени, его голову уже давно должна была посеребрить седина, а морщины расчертить высокий лоб, но он выглядел не старше сорока. Оливия вспомнила, как Кэтрин как-то заметила в разговоре, что через пятнадцать лет она вряд ли будет выглядеть старше себя прежней, в отличие от охотницы. Тогда Оливия просто не обратила на это внимания, но теперь задумалась.

Старение действовало на оборотней совсем не так, как на людей. Чем дольше они находились в волчьем облике, тем меньше время было властно над ними. Мысль, что ускользнула от неё, сменившись воспоминанием о Френке, вдруг вернулась яркой вспышкой, и Оливия практически закричала, чем испугала всех стоящих рядом.

— Вы умеете обращать диких?!

Нала тут же одёрнула её, заставляя сесть поближе к одному из костров.

— Тсс! — зашипела она. — Много вопросов говоришь, надо сесть и молчать.

Волчица кивнула за спину Оливии, и та обернулась. В тот же момент все присутствующие на поляне затихли и почтительно склонили головы перед хранительницей, которая вышла из глубины леса.

Высокую причёску обрамлял металлический обруч, искусно выточенный в виде венка из прутьев, а шею женщины украшало массивное ожерелье. На лице Руны, как у всех анги, сияли знаки, нанесённые золотой краской. Она остановилась так, чтобы её мог видеть каждый, кто был на поляне, и воздела руки к небу, приветствуя свою стаю.

— Ин варис ко инга![7] — возвестила она, и анги оживились.

Повсюду зазвучали разговоры, смех. Дикие оборотни предавали друг другу прутья с нанизанными на них кусками мяса.

Оливия увидела, что Руна села неподалёку от неё рядом с пожилой волчицей в сером льняном балахоне. Старушка опиралась на витиеватую палку и дрожала, словно от холода. У неё единственной не было знаков на лице, а распущенные седые кудри развевались на ветру. Глаза волчицы были плотно сомкнуты, как если бы она спала, однако это не мешало ей участвовать в разговорах. Сказав что-то старухе на ухо, хранительница окинула цепким взглядом собравшихся у её костра, затем обернулась к соседнему и заметила Оливию.

— Ынгах!

Девушка дёрнулась, когда сидящая рядом незнакомая волчица ткнула в неё запечённой на пруте рыбиной. Наблюдавшие за ней анги расхохотались. Руна, нахмурившись, махнула на них рукой.

— Она сказала «Ешь»! — гаркнула хранительница и недовольно поджала губы.

Оливия чуть поморщилась, придирчиво разглядывая подгоревшую кое-где чешую. Рыба выглядела полусырой, но, чтобы не обидеть приютившую её стаю, осторожно отщипнула плавник с большим куском белого мяса и положила его в рот. Мякоть оказалась на удивление нежной и ароматной, так что Оливия невольно застонала от удовольствия, а окружавшие её анги одобрительно загоготали.

Пир продолжился, с каждой минутой становясь веселее, хотя Оливия не замечала, чтобы анги пили что-то кроме травяного чая, кружкой с которым обнесли и её. Напиток был чуть терпким, но приятным и согревающим, так что вскоре она поймала