Теперь открой глаза - Николь Фиорина

Как только я добрался до ступеней, сунул руку в карман и выудил оттуда ключи. Несколько попыток, и дверь открылась. Я свалился внутрь прямо через порог.

И появилась она – вышла из спальни в красной пижаме, с растрепанными волосами.

Она затмевала собой все. Я опустил руку.

Мия.

Я видел лишь ее. А она – лишь меня.

В глазах ее блеснул ужас, но я не мог перестать улыбаться. Я добрался до дома.

– У нас будет ребенок, любовь моя? – прошептал я, и Мия вскинула руку, зажав рот ладонью.

По щекам ее текли слезы. Она кивнула.

Я облегченно выдохнул и сполз вниз по дверной раме. Мия подбежала ко мне и не дала мне упасть. С ее прелестных губ сорвался крик и пронзил тишину холодной зимней ночи. Вместе мы сползли на пол, и она прижала мою голову к груди. Тело немело. Я лежал в луже теплой крови. В темноте ночи раздавался лишь ее отчаянный плач. Дрожащие пальцы провели по моим волосам. И еще раз. И еще.

Мия права. Было в смерти что-то мирное – особенно в ее объятьях. Я мог бы остаться здесь навсегда, просто слушая стук ее сердца. Я бы запомнил этот звук. Смог бы узнать его из нескольких. Я бы узнал мелодию ее сердца, потому что она же звучала внутри моей груди.

Ее сердце отражало стук моего – ровный и гулкий.

Адриан пытался ее успокоить. Он положил руку ей на плечо, но Мия дернулась и закричала, закачала головой. Кончики ее мягких волос защекотали шею – совсем как тогда, когда мы занимались любовью. Ее бедра двигались на мне. Я поднял на нее глаза: веснушки исчезли, глаза такие красные, снежинки танцуют в ее волосах.

А потом веки отяжелели.

– Олли, пожалуйста, – плакала она.

С ее дрожащих губ срывались рыдания.

– Открой глаза. Смотри на меня.

Боль исчезала. Я больше не боялся.

Последние силы ушли на то, чтобы открыть глаза. Я увидел, как падает и кружится снег под той самой луной, с которой я говорил в детстве. Я раскрыл зажатый кулак: на ладони лежал подарок для Мии. Единственный подарок, который я мог подарить ей на наше последнее Рождество – свободу.

Бумажный самолетик упал с моих пальцев, и я посмотрел вверх. Мия кричала, но я больше не слышал ее рыданий. Мия застучала по моей груди, но я этого не почувствовал. Вокруг замелькали яркие синие и красные огни, и я моргнул еще раз, чтобы запомнить ее каре-золотые глаза. Навеки в своей душе.

А потом мы наконец освободились…

Письмо Оливера Мастерса

Я – мечтатель, но я не боюсь. Больше нет.

Всю свою жизнь я жил фантазией. Я создал мир и потерялся в нем, потому что больше не мог верить в ту реальность, что меня окружала. Я был уверен, что на свете существуют свет и добро. Где-то люди были добрее. Где-то было теплее. Где-то искренне улыбались и смеялись, и беззаветно любили, ничего не требуя взамен. Это не могло быть ложью, потому что так рассказывали истории. А внутри всякой истории заложена правда. То, что реально, когда-то воображали, и это приносило мне утешение. Но пришло время, когда мне пришлось либо найти тот мир, в который я верил всем сердцем, либо столкнуться со своей реальностью. И я отправился в мир, который выдумал, потому что так было проще… безопаснее.

Я впустил в своей мир Мию, отвел ее от тьмы.

И вместе мы танцевали, целовались и занимались любовью – прямо у ворот нашего рая.

И это было прекрасно. Поэтично даже.

Я – мужчина, но я больше не боюсь.

Я не боюсь плакать. Не боюсь мечтать.

Я не боюсь излить ей свое сердце.

Я ношу его на рукаве, ничего не скрывая, потому что не боюсь сломать его. Все равно это сердце никогда не принадлежало мне – оно принадлежало всем остальным. Моей маме – она творила глупые ошибки, но старалась изо всех сил, в ее-то обстоятельствах. Может, она не всегда делала верный выбор, но она любила меня единственным способом, каким могла.

Оно принадлежало моему брату, несмотря на то, что он был больным на голову. Я не мог его в этом винить. Его вырастила проститутка. Его вырастили рядом с братом, который мог сбегать из жуткой реальности, и рядом с кучкой мужиков, которые налево и направо раздавали советы о том, как нужно жить. Может, он не всегда делал правильный выбор, но он любил меня – так, как умел.

Мое сердце было с Итаном, потому что он любил Мию тогда, когда я не мог. Он защищал ее тогда, когда я не мог. И когда этот жестокий мир подвел его и его сестру, он сделал то единственное, о чем смог бы подумать человек в его ситуации. Я понимаю сейчас куда больше, чем прежде. И я восхищаюсь его силой, верностью и преданностью. Может, он не всегда делал верный выбор, но он любил Мию так, как только умел. И я надеюсь, однажды он снова сможет найти любовь…

Мое сердце принадлежало отцу, которого я никогда не знал, – ведь это благодаря ему я появился в этом мире. Может, он решил не становиться частью моей жизни. А может, он вообще не знал о моем существовании. Как бы то ни было, мое сердце все равно привело меня к ней.

Нет, мое сердце никогда не принадлежало мне. Это все остальные чинили его, формировали, резали, сшивали… сделали меня тем, кто я есть сейчас. И за это я готов любить самого себя. Потому что в каком бы состоянии ни осталось мое сердце, Мия все равно дорожит им, как прежде.

Я все еще мечтатель, но я больше не боюсь.

Потому что я нашел ее.

Мне осталось только открыть глаза.

Эпилог

Иногда я страшусь собственного сердца;

Его бесконечного голода и желаний.

И того, как оно замирает…

и снова

начинает

биться.

– Эдгар Аллан По

Мия

Я никогда не забуду тот день, когда не смогла удержать его.

Окруженная кровью и снегом, я рыдала и бесконечно, отчаянно молила, прижимая его голову к груди. Его взгляд прикован к моему: тоскливая свобода смешалась в его зеленых глазах