Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! - Екатерина Ильинская

Я взяла газету и пошла в кабинет. Что ж, если никто не может ответить мне на вопросы, то придётся гадать. Надеюсь, что Ошур даст мне возможность заглянуть в эту историю чуть глубже.

Но Ощур не дал. Сколько бы я ни выбрасывала цветные камушки, сколько бы ни вытаскивала карты, сколько бы ни мучила руны, ответ был один, и он совершенно не относился к вопросу.

«Рейхан — ключ». — Вот и всё, что я узнала, потратив полчаса на всевозможные расклады.

— От какой, дирх побери, двери рейхан может быть ключом⁈ — в сердцах бросила я, когда в восьмой раз выпало одно и то же. — И кто будет её открывать⁈

Камушки поблёскивали на солнце, льющемся из окна, и в рассыпавшихся по всему кабинету цветных искрах мне виделась насмешка. Гадалка, которая ничего толкового не может нагадать. И расшифровать тоже ничего не может. Впрочем, без конкретного запроса от клиента на развёрнутый ответ рассчитывать и не стоило. Видимо, Ошур указывал на то, что именно я могла сделать для этой истории. Но я не понимала и, если честно, не хотела понимать. А уж приближаться к рейхану тем более! Всё внутри протестовало против нового посещения ветлечебницы, а от воспоминаний о рёве монстра за стенкой, кровь стыла в жилах.

Нет уж! С Лейралией всё в порядке, она оказалась под защитой Девеника, план Сандра провалился, а мне пора было заняться другими делами. Например, к Нике сходить. Мы уже несколько дней не виделись, а в записках она ничего толком не объясняла. И раз у меня случился выходной, то пора допросить подругу о том, что с её даром, видела ли она Винсента, и узнать, могу ли я ей чем-то помочь.

* * *

Кофейня оказалась закрыта. Написав записку с просьбой навестить нервничающую меня в салоне, я засунула бумагу под дверь и пошла обратно, думая, чем бы таким заняться, чтобы не волноваться ещё больше.

В итоге мой выбор пал на шар. Да-да, я собиралась всё-таки оттащить его на чердак. И пусть дело выглядело безнадёжным и травмоопасным, зато гарантировало, что голова будет занята исключительно проблемой переноса этой глыбы хрусталя, а не тревогами за Хантли, Эдварда, Нику, Леру, Виктора-Винсента и кучу других людей разной степени проблемности.

Итак, я стояла в кабинете и смотрела на шар. Шар подмигивал мне солнечными бликами, ложащимися на его поверхность. Надо было уже либо браться за дело и уносить объект моих тяжёлых воздыханий, либо задёрнуть шторы, чтобы не случился пожар — всё-таки такая большая хрустальная линза в солнечный день могла вызвать серьёзные проблемы. Но я никак не могла собраться с духом.

— Ладно, раньше начну — раньше убьюсь, — пробормотала я и положила ладони на гладкую поверхность. Скользнула руками вниз, пытаясь перехватить поудобнее и чуть не столкнула шар с подставки, когда в сфере мелькнул знакомый образ. — Это что такое?

Я снова положила руки на шар, внутри которого опять появилось изображение: Эрнет сидел за столом в каком-то сумрачном помещении и что-то писал в своём блокноте. Рядом громоздилась высокая стопка газет.

— Госпожа Ковальд, эт самое, я вернулся. Всё в порядке? — Джейк окликнул меня из приёмной так внезапно, что я отшатнулась от стола, запнулась и упала в кресло. Контакт с шаром разорвался, и образ журналиста пропал.

— Джейк, иди сюда, — позвала я мальчишку. — А ты в шаре что-нибудь видишь?

Ладони снова легли на хрустальную поверхность, в которой тут же появился Хантли. Но судя по выражению лица секретаря, он не видел там ровным счётом ничего.

— Не-а, госпожа Ковальд. Я эти ваши штучки не понимаю.

— Ясно. Ну, иди… Хотя погоди! Принеси свечи с кухни.

Я убрала руки от шара, внимательно рассмотрела свои ладони, которые не претерпели ровным счётом никаких изменений, хотя определённо приобрели новые способности. Ещё раз положила их на шар — изображение появилось.

— Держите.

На столе оказались свечи, подсвечники и артефакт для розжига. Я поблагодарила мальчишку, зажгла свет и задёрнула шторы. В кабинете сразу воцарился загадочный сумрак — прямо как в палатках у ярмарочных гадалок-шарлатанок, но сейчас меня это совершенно не смущало.

Задержав дыхание, я положила руки на шар — появился Хантли. Убрала — исчез. Снова положила — появился…

К ночи я знала, что образы появляются только при прикосновении двумя руками, что это какая-то непознанная грань дара, и что не могу видеть никого, кроме Эрнета и Саюши — сколько ни пробовала посмотреть на Нику, Леру, родителей, Аделину и других знакомых, показывали исключительно журналиста и коббару, которая сидела под моим же креслом.

Впрочем, это меня более чем устраивало — тревоги за Хантли развеялись, как по волшебству, и я, наверное, час сидела и смотрела, как Эрнет что-то пишет, листает газеты и документы в плотных папках, уносит одни, возвращается с другими. Иногда к столу подходили люди, лица которых размывались в хрустальных глубинах. Я видела, как двигаются губы Хантли, как он хмурится, как кивает на одни предложения и возражает на другие.

В общем, я изучала свои новые возможности до самой ночи, не запомнив, ни когда ушёл Джейк, ни когда пришла Анна. И только Саюши прикосновением голого хвоста к лодыжке испугала меня настолько, что смогла оторвать от наблюдения и отправить спать.

* * *

Шторы в кабинете я больше не открывала. Клиенты, привыкшие к дневному свету в салоне, недоумевали, но смирялись. Я же при любом удобном случае хваталась за шар, чтобы проверить, в порядке ли Эрнет. И хотя смотреть приходилось урывками, но я пыталась определить, насколько успешно идут дела.

Хантли встречался с кем-то, вёл переговоры, опрашивал людей, возвращался в архив и снова что-то искал в документах и газетах. В один перерыв я застала его в редакции, вероятно, «Независимой газеты Брейвиля» с мужчиной, который что-то советовал и похлопывал его по плечу. Возможно, это был Стив. В другую паузу между клиентами, когда я снова схватилась за сферу, Хантли оказался в тюрьме, беседующим с охранником, и даже от одного вида мрачных стен у меня сжалось от страха сердце.

В другой день, во все перерывы между работой я видела Эрнета в экипаже. Оставалось только догадываться, куда он ездил и с кем разговаривал — это я пропустила, пока гадала одной очень тревожной матери семейства