Прядильщица Снов - Тория Кардело

Она не обиделась. Просто села рядом с ним на банкетку.

— Я могу забрать боль, — сказала она тихо. — Каждую ночь. Даровать тебе сны, где всё идеально.

Он должен был отказаться. Но усталость накопилась, чувство вины разъедало душу, и он едва заметно кивнул.

В ту ночь он впервые за долгое время спал без кошмаров. Вместо них — волшебный сон, где он выступал на балу в загадочном дворце, наполненном символами и сюрреалистической магией. Где под его музыку кружились призрачные пары, где у него была целая карманная вселенная, и он ощущал себя счастливым, как принц из сказки.

Где он — Ноктюрн.

Когда он проснулся, первой мыслью стало желание вернуться обратно. В тот идеальный мир.

С каждым днём просыпаться становилось всё труднее. Реальность казалась блеклой, бессмысленной пародией на жизнь, в то время как сны приобретали яркость и глубину, недоступные обычному существованию.

А Агата… Тем временем она изучала психологию. Фактически становилась психологом — с практикой, с клиентами, с репутацией. Её собственные методы делали её непревзойденным специалистом. Люди выстраивались в очередь, чтобы попасть к ней на приём.

— Зачем вам это? — спросил он однажды, когда застал её за чтением толстого тома по психоанализу.

— Я хочу понять, — ответила она просто. — Хочу понять вас, людей. Тебя.

Единственной ниточкой, связывавшей его с прошлым, с настоящей матерью, была старая книга сказок. Потрепанный том с выцветшей обложкой хранил тепло её рук и эхо её голоса. Агата никогда не трогала эту книгу, будто понимала, что это священная территория. Иногда по ночам, вернувшись из своих идеальных снов, он доставал её из-под подушки и просто держал, позволяя слезам беззвучно течь по щекам.

«Прости меня, мама. Прости за то, что я сделал».

Видя, что город, в котором он родился и жил с настоящей матерью, усугубляет его состояние, Агата решилась на переезд — в маленький, тихий и уютный Зимнеградск. Здесь она находила клиентов ещё быстрее и фактически становилась местной знаменитостью, использующей уникальные методы. А он… С каждым днём всё сильнее подсаживался на эскапизм, который предлагала Агата.

Сны стали его новой реальностью, а реальность превратилась в тусклый, бессмысленный промежуток между ними.

Но глубоко внутри, в уголке сознания, не затронутом сделкой с потусторонним существом, он знал — никакие идеальные сны не заменят утерянного. И никакая иллюзия не смоет вины.

Он часто задумывался, что стало бы с его настоящей мамой, если бы она получила такие возможности. Если бы не пожар, не шрамы, не страх перед людьми.

Агата пыталась стать настоящей матерью. Роман видел ее усилия — в заботе о его здоровье, в поддержке его музыкального образования, даже в меньших проявлениях, вроде попыток приготовить его любимые блюда. Но несмотря на ее божественное происхождение и способности, что-то фундаментально неправильное чувствовалось в ее заботе. Как будто она играла роль по книге, не понимая глубинной сути. Агата могла копировать действия, но не воспроизвести чувства.

И чем сильнее она старалась, тем большее отвращение он испытывал — не к ней, а к себе. За то, что поддался искушению. За то, что был слаб.

Но потом снова становился Ноктюрном на Ткани Снов.

* * *

Три года спустя. Дождливый осенний вечер на мосту через Зимницу. Рядом с Романом стояла Аля — девушка, тоже пленённая Тканью Снов, которая пыталась стереть себя из реальности. Теперь она потрясённо слушала его исповедь. Её глаза широко раскрылись, губы слегка приоткрылись, словно она хотела что-то сказать, но не могла подобрать слов.

Роман закончил рассказ и взглянул на тёмную воду внизу, дрожа от холода. Однако ему было всё равно на такие мелочи, как возможная простуда.

Аля стала первым человеком, которому он доверил свою страшную правду. Первым после Агаты, кто узнал о его настоящей матери — той самой заботливой, любящей и несчастной женщине, пахнущей малиновым вареньем. Аля напоминала ему маму — такая же светлая, скромная, мягкая, вынужденная страдать из-за нестандартной по меркам общества внешности.

Кроме того, и она была связана с Тканью Снов. Их судьбы переплелись общим сном — в первый день знакомства в новой школе Роман и представить не мог, что вскоре их реальности объединятся в том месте, что эта девушка встретится с Ноктюрном и сразу покорит его сердце. Забавно, что всё это тоже произошло из-за него — или, точнее, из-за его картинно-счастливой версии и идеализированного «Я» Али. Они толкнули друг друга в ловушку, сами того не подозревая, а эта ловушка свела их сильнее любых приворотов.

— Ну вот, теперь ты знаешь, — произнёс Роман с усталой улыбкой. — Теперь можешь меня ненавидеть. Я заслужил.

Он пытался говорить легко, с иронией, но получилось не очень убедительно.

— Я продал собственную мать за красивую жизнь, — продолжил он, когда наступило молчание. — Поверь, для меня в аду уже заготовлен отдельный котёл. С подогревом.

Аля молчала ещё несколько секунд, затем сделала шаг к нему и, к его удивлению, взяла за руку. Её прохладные пальцы слегка дрожали.

— Тебе было тринадцать, — тихо сказала она. — Тринадцать, Рома. Ты был ребёнком, которого травили. Которого загнали в угол. Я не могу тебя за это ненавидеть. Я и сама такая же…

Он ненавидел имя «Рома», напоминавшее о детстве, матери, прошлой боли. Но из уст Али оно звучало удивительно нежно.

Он посмотрел на неё, не веря своим ушам.

— Ты не понимаешь, я стер человека из реальности. Свою собственную мать.

— Я понимаю, — этот взгляд невольно заставило его поверить: она действительно понимала. Возможно, даже лучше всех остальных. — Но я также знаю, что ты был ребёнком, доведённым до отчаяния. Люди совершают ужасные поступки в таком состоянии. Особенно дети.

Аля помолчала, словно собираясь с мыслями.

— Я тоже чуть не прыгнула с этого моста, — она взглянула вниз на чёрную воду. — Тоже из-за Ткани Снов. Потому что там всё было идеально. Там я была такой, какой всегда хотела стать — красивой, уверенной, любимой. А здесь… — она замолчала.

Роман сжал её руку.

— Ты и здесь красивая, — тихо сказал он. — И уверенная. И…

Он не смог закончить фразу — слишком личное.

Аля посмотрела ему прямо в глаза. В сумеречном свете её лицо казалось особенно бледным, почти прозрачным.

— Спасибо, что рассказал мне. Это… очень много для меня значит, что ты мне доверяешь.

Внутри что-то сдвинулось. Лёд, сковывавший его сердце последние три года, начал трескаться.

— Знаешь, — продолжила Аля, — я думаю, мы с тобой похожи.