Прядильщица Снов - Тория Кардело

Агата опустила взгляд на руки — тонкие пальцы, идеальные ногти, ни единого изъяна. Но в этом жесте Роман уловил почти человеческий надлом, и это разозлило его ещё сильнее.

«Не смей играть в уязвимость. Не смей притворяться человеком».

— Убийца — интересное определение, — произнесла она наконец, и голос прозвучал как обычно: мягко, обволакивающе. — Но разве смерть — это конец? Или лишь переход из одного состояния в другое, как сказал бы Сократ? Граница между сном и бодрствованием, между жизнью и смертью не так линейна, как принято думать.

Она говорила, а он видел, как дрогнули её пальцы, как чуть заметно напряглись плечи. Его слова задели её. Действительно задели. Как будто существо из другого мира могло испытывать обиду.

— Фрейд считал, что всё наше существование балансирует между двумя инстинктами — Эросом и Танатосом, — продолжила она, выкладывая на тарелку очередной блин. — Стремлением к жизни и стремлением к смерти. К созиданию и разрушению. Твоя мать…

— Не смейте говорить о ней, — процедил Роман. — Вы не имеете права даже произносить слово «мать».

— Хорошо, — кивнула она. — Но взгляни на то, что происходит с человеческой психикой, Роман. Мы все живём двойной жизнью — дневной и ночной. Сознательной и бессознательной. Наши сны — это не иллюзии, а проявления глубинных желаний, страхов, непрожитых возможностей. Ткань Снов лишь… интенсифицирует этот опыт.

— Прекрасная рационализация для того, кто манипулирует людьми и доводит их до самоубийства, — заметил он с язвительной улыбкой. — Оправдывайте себя сколько угодно психологическими терминами. Это не отменяет того, что вы — паразит, питающийся человеческими эмоциями.

В её глазах мелькнуло что-то холодное и древнее.

— Тебе это кажется таким однозначным, — она взглянула на его исподлобья. — Черным и белым. Человеческая потребность в моральном абсолюте всегда меня… интриговала. Вы так отчаянно стремитесь классифицировать всё как «хорошее» или «плохое», не понимая, что сама реальность существует в оттенках серого. Юнг называл это «встречей с Тенью» — необходимостью признать тёмные стороны своей психики.

— Избавьте меня от лекций, — Роман резко встал, едва не сбросив со стола тарелку с нетронутым блином. — Вы используете людей как средство для удержания власти в своём мире. Заставляете нас страдать, лишь бы питаться нашими эмоциями. Только не трогайте моих друзей. Вернитесь на Ткань Снов, откуда пришли, и оставьте нас в покое.

Агата посмотрела на него, слегка наклонив голову. Этот жест — такой знакомый, такой материнский — выглядел как кощунственная пародия. Её губы изогнулись в лёгкой улыбке, но глаза оставались серьёзными.

— А разве это не печально, Рома? Всегда знать своё место. Всегда оставаться в предписанных границах? — она сделала паузу. — Кроме того, я не могу вернуться. То есть, технически, конечно, могу, но тогда и эта реальность исчезнет. Та, которую мы создали вместе. Потому что… — её голос стал мягче, почти интимнее, — именно ты привёл меня в этот мир, Рома. Ты сделал выбор. И теперь уже ничего нельзя изменить.

В её словах звучало нечто большее, чем просто констатация факта. Это было напоминание, завуалированная угроза. Роман почувствовал, как внутри поднимается волна гнева.

— Ну тогда умрите, — выпалил он, едва осознавая, что говорит. — Как Полина Лунева. Или как пыталась Аля Кострова. Вы ведь знаете их, правда?

Он подчёркнуто обращался к ней на «вы», как к чужому человеку.

Наступила тишина. Такая абсолютная, что, казалось, можно было услышать, как капает вода из крана в ванной двумя комнатами дальше.

Агата не меняла позы. Выражение её лица оставалось почти прежним — лёгкая полуулыбка, внимательный взгляд. Но что-то изменилось. Словно воздух вокруг неё сгустился, потемнел. Словно невидимое силовое поле окружило её фигуру.

Когда она наконец заговорила, её голос звучал так же мягко, как и раньше. Но в нём появились новые ноты — металлические, холодные, нечеловеческие.

— Какой интересный выбор примеров, Рома, — произнесла она, глядя ему прямо в глаза. — Расскажи мне больше о своих… друзьях.

Услышав её приказной тон, Роман внезапно осознал, что совершил чудовищную ошибку.

Агата не выглядела разъяренной, не повышала голос и не делала резких движений. Она всё так же сидела напротив него, сложив руки на столе, с той же мягкой полуулыбкой. Но в её глазах что-то менялось. Зрачки расширялись, заполняя почти всю радужку. В их черноте мерцали маленькие огоньки — отблески пламени, которого не было в этой комнате.

Её красота, всегда совершенная, становилась иной. Слишком совершенной. Слишком острой. Почти болезненной для глаз. Черты её лица слегка менялись — становились тоньше и резче, словно вырезанные из мрамора невероятно талантливым, но одержимым скульптором.

Это спокойствие пугало его больше, чем любой крик или ярость. В нём таилась абсолютная уверенность существа, которое знало, что всегда получит желаемое. Существа, которое, должно быть, видело рождение и смерть цивилизаций, и для которого человеческая жизнь была лишь мгновением.

Внезапно она протянула руку и легко коснулась его щеки. Её кожа оказалась холодной, слишком холодной для живого человека.

— Мой дорогой Рома, — голос прозвучал одновременно и из её уст, и отовсюду вокруг. — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через такие… неприятности. Должно быть, это утомительно — постоянно сопротивляться.

От её прикосновения и взгляда вся его решимость, вся злость испарились. Их сменило что-то другое — древний, первобытный ужас, который жил в генах всех людей.

Он не мог пошевелиться и отвести взгляд от её глаз. В них он видел бездну, и бездна смотрела в него.

— Я… — начал он, но слова застряли в горле.

Осознание обрушилось на него ледяной волной. Он наговорил лишнего. Упомянул Алю. Упомянул Полину. Теперь Агата могла догадаться, что он знает. Что они знают. И она не оставит это просто так.

— Ничего страшного, — она погладила его щеку. — Мы все делаем ошибки. Особенно в юном возрасте. Ты выглядишь усталым, Рома. Тебе нужно отдохнуть. Поспать.

При слове «поспать» внутри него всё холодело. Сон. Ткань Снов. Её территория.

— Я не устал, — сказал он, наконец находя в себе силы отстраниться от её руки. — Мне нужно заниматься. У меня контрольная по алгебре в понедельник.

Агата улыбнулась шире, и в этой улыбке не осталось ничего от человеческой теплоты.

— Конечно, — произнесла она, вставая. — Не буду тебе мешать. Но не засиживайся допоздна, хорошо? Всем нам нужен здоровый сон.

Она вышла из кухни, и только когда дверь её спальни закрылась в конце коридора, он наконец смог свободно вдохнуть.

* * *

Роман не спал. Не мог спать. Не имел права уснуть.