Прядильщица Снов - Тория Кардело

Она сделала шаг ближе, теперь они стояли почти вплотную.

— Но что, если мы попробуем найти спасение друг в друге? — прошептала она. — В этом мире. В реальности.

Ветер трепал её мокрые волосы, бросая пряди ей в лицо. Он осторожно убрал их, коснувшись её щеки. Кожа под пальцами была тёплой, живой.

— Думаешь, у нас получится?

— Не знаю. Но я хочу попробовать. С тобой.

И тогда он крепко прижал её к себе, согреваясь её теплом, слушая её сердцебиение, вдыхая сладковатый запах яблочного шампуня.

«Есть только мы двое. Здесь и сейчас. В реальности».

Когда они отстранились друг от друга, Роман увидел слезы в глазах Али.

— Я никогда не чувствовала ничего подобного, — прошептала она. — Ни на Ткани Снов, нигде.

— Я тоже, — ответил он, и это была чистая правда.

Они стояли, прижавшись друг к другу, слушая шум дождя и далекие звуки засыпающего города. Реального города. Не иллюзии, не сна.

— Мы справимся, — Аля ответила на его невысказанные сомнения. — Вместе мы сможем противостоять Ткани Снов.

Роман провел рукой по её щеке, любуясь лёгкой россыпью веснушек на её коже, подсвеченной золотистым светом фонаря.

— Но твоя мать, — вдруг вспомнила Аля, слегка отстраняясь. — Агата. Она не раскроет тебя?

— У неё тоже есть свои слабости, — пожал плечами Роман, стараясь выглядеть беззаботно. — Думаю, я смогу скрыть от неё наш план.

Он не рассказал ей о своём настоящем замысле — о том, что собирался найти способ вернуть Агату обратно на Ткань Снов. Не хотел пугать её. Не сейчас, когда они только обрели друг друга.

— Мы будем бороться, — заявил он вместо этого. — Вместе. И мы победим.

Аля улыбнулась, и её улыбка осветила всю набережную ярче уличных фонарей.

— Обещаешь?

— Обещаю. — Роман нежно поцеловал её руку.

* * *

Дома Романа встретил знакомый запах. Блинчики с малиной. Сколько бы ни прошло лет, этот аромат всегда вызывал у него смешанные ощущения — тоску по настоящей матери и острое чувство вины.

— Ты вернулся поздно. Я волновалась, — Агата выглянула из кухни, откуда доносился запах, вызывающий мучительное дежавю: блинчики с малиной… Те самые.

«Волновалась. Как будто ты способна на такие чувства».

— Не стоило, — холодно ответил он. — Я вполне могу о себе позаботиться.

По дрогнувшей морщинке на её лбу Роман заметил, что она слегка нахмурилась, но на губах тут же появилась знакомая очаровательная улыбка.

— Что же, ты как раз вовремя, Рома. Блинчики почти готовы.

Его передёрнуло, когда она назвала его Ромой, но он не подал вида.

Она стояла у плиты в дорогом фартуке, с деревянной лопаткой в руке. Идеальная мать из рекламного ролика. Красивая, ухоженная, с безупречной улыбкой.

И всё же что-то в её движениях, в наклоне головы, когда она говорила, напоминало ему о настоящей маме. За три года Агата впитала некоторые её манеры — словно отголоски стёртой реальности всё ещё проникали в эту. Она так же заправляла прядь волос за ухо, когда нервничала. Так же постукивала пальцами по столу, обдумывая что-то. И иногда, в редкие моменты, когда не контролировала себя, вспоминала моменты его детства с настоящей мамой.

— Я приготовила твои любимые, — она аккуратно перевернула блинчик. — С малиновым вареньем.

Роман смотрел на неё, и внутри боролись противоречивые чувства. Ненависть к ней за ту сделку. Ненависть к себе за то, что согласился. И что-то ещё — сложное, неопределённое чувство к этому существу, которое три года играло роль его матери. Которое, возможно, действительно привязалось к нему. По-своему.

— Спасибо, Агата, — ответил он холодно. — Но я не голоден.

Она едва заметно вздрогнула, когда он назвал её по имени, а не «мамой». Даже спустя три года она не привыкла к этому.

— Ты должен поесть, — настаивала она. — Ты похудел за последнее время. И у тебя круги под глазами.

Он усмехнулся. Существо, которое не являлось человеком, пыталось заботиться о человеческих нуждах.

— Вам не нужно играть роль заботливой матери, когда мы одни, — нервно заметил Роман. — Здесь нет зрителей.

Агата опустила лопатку. В её глазах мелькнуло что-то, похожее на боль. Но мог ли он действительно верить, что она способна чувствовать боль?

— Я не играю роль, Рома, — сказала она тихо. — За эти годы я… изменилась.

Она выложила блинчик на тарелку, полила его малиновым вареньем. Варенье было странного цвета — слишком яркое, почти неестественное. Как и сами блинчики — идеально круглые, но какие-то… неправильные.

— Я действительно забочусь о тебе, — она поставила тарелку на стол. — По-своему.

По-своему. Вот в чём проблема. Агата пыталась быть матерью, не понимая, что это значит. Она изучила психологию, теории привязанности, когнитивные модели. Она могла идеально имитировать заботу. Но ей не хватало самого главного — человеческой души.

И это читалось во всём. В блинчиках, которые выглядели идеально, но на вкус напоминали картон с сахаром. В дорогих подарках — технически безупречных, но абсолютно бездушных. В её заботе, всегда чуть-чуть неточной, как плохо настроенный инструмент.

Роман смотрел на неё, внезапно осознавая, что впервые за три года действительно видел её. Не просто воспринимал как злодейку из сказки, не просто как замену своей настоящей матери, а как… существо со своим внутренним миром. Со своими конфликтами.

Агата не всегда была такой. В его первых снах она казалась отстранённой, холодной, манипулирующей. Она предложила ему сделку без колебаний, зная, что это уничтожит другого человека.

Но за эти годы что-то изменилось. Она стала… более человечной? Более уязвимой? Он видел это в мелочах — в том, как она хмурилась, когда читала грустные новости в газете. В том, как улыбалась, слушая музыку. В том, как смотрела на него, когда думала, что он не видит — с каким-то странным, почти тоскливым выражением.

Может быть, она слишком хорошо вжилась в роль? Или этот мир постепенно менял даже существ с Ткани Снов?

— Вы не можете заботиться обо мне, — Роман отодвинул тарелку с блинчиками. — Вы не человек. Вы не способны на настоящие чувства.

Агата отвернулась, бросив лопатку в раковину с неожиданной силой.

— Ты ошибаешься, — произнесла она, не оборачиваясь. — Я могу чувствовать. Просто… по-другому.

— По-другому? — он не смог сдержать горький смех. — Вы убийца, Агата. Обманщица. Манипуляторша. Вы буквально убиваете людей своими иллюзиями.

Она резко повернулась. В её глазах вспыхнуло что-то тёмное, древнее. На мгновение она вновь стала таинственной незнакомкой из его первых снов — неземным, страшным в своей красоте существом. Но потом выражение её лица изменилось до почти человеческого.

Они