Наследник богов - Нира Страусс

– А ведь это два ключевых качества для всякого бога, – поддела Найла.

– Не для меня, – покачал головой Геб и, увидев ее плотно сжатые губы, эту серьезную обреченность, принял решение. Мгновенное. И, возможно, потом он об этом решении пожалеет. – Я не собираюсь ни к чему тебя принуждать, так что ты вольна отказаться.

– Что? – Она запрокинула голову, словно желая вглядеться в него пристальнее, хотя ей не обязательно было утруждаться, она ненамного уступает ему в росте: ее нос где-то на уровне его подбородка. Такую высокую смертную он, кажется, еще никогда не видел. – То есть, если я сейчас возьму и скажу нет… от меня наконец все отлипнут? И ты тоже?

Могла бы не радоваться так откровенно. И не отзываться о нем как о назойливой мухе или пиявке. Однако видеть, как озаряется надеждой ее лицо, было так приятно, что Геб невольно улыбнулся:

– Именно.

Пожевав губу, словно сомневаясь в его словах, она все-таки обозначила некое подобие улыбки. Первой улыбки, адресованной ему за все это время.

– Твой статус в моих глазах только что поменялся с «тот, кто намерен испортить мне жизнь» на «он, кажется, не такой уж и негодяй».

– Ну спасибо. Ты очень умная смертная.

– Еще бы. – Она как-то странно дернула ногами, будто встряхнула, переступив на месте. – Извини за вчерашнее. Я тогда очень испугалась.

Геб махнул рукой, в очередной раз демонстрируя великодушие. Найле Бек повезло, что в ее жизнь вмешался именно он: другие боги – Сет или Атон, например, – заставили бы ее выполнить свой долг, не интересуясь ее мнением на этот счет. И покарали бы за непочтительность.

– Вполне объяснимо. И, как я уже сказал, ты действовала с умом.

– Спасибо. – Она усмехнулась, и Геб удивленно приподнял брови. – Пойду скажу папе, чтобы пришел помочь тебе с душем.

– В этом нет нужды. – Геб заложил руки за спину и с видом превосходства посмотрел на стеклянную выгородку. – Разберусь как-нибудь. Можешь удалиться.

И Найла удалилась, изобразив даже легкий полупоклон на прощание (разумеется, полный сарказма). Не прошло и пяти секунд, как оставшийся в одиночестве Геб обозвал себя идиотом.

– Вот тебе за твою доброту, – пробурчал он и перевел взгляд на расула, который уже успел забраться в биде и свернуться там, сунув голову под крыло, казалось, ничуть не обиженный и не обеспокоенный тем, что Геб отослал его подопечную. – Может, ты мне поможешь с омовением?

* * *

Сообщив отцу последние новости, Найла нисколько не удивилась, когда тот мгновенно бросил все свои дела и опрометью кинулся по коридору. Ну да, ему же надо убедиться самому. В сердце трепыхнулась обида, однако радость и облегчение перевесили, и Найлу почти не задело, что отец не верит ей на слово.

Геб все подтвердит, и больше ее никто донимать не будет. Ей выше крыши хватило утренних нравоучений, когда отец отправлял ее отнести божеству завтрак и «сгладить острые углы».

Найла плюхнулась в отцовское кресло, продолжая размышлять о Гебе. Сейчас, в обычном человеческом виде, его почти невозможно вообразить тем мифологическим персонажем, который предстал перед ней в библиотеке накануне ночью. Вот только глаза… Глаза у него совершенно точно божественные: у обычного человека таких бесподобных ярко-зеленых изумрудов просто не может быть. Когда он улыбается, то выглядит таким умудренным – сразу становится ясно, что он намного старше, чем кажется. И много повидал на своем веку.

Впрочем, теперь ни его внешность, ни впечатление, которое он производит на людей, ее не касаются.

Найла с улыбкой посмотрела на письменный стол. Там, как всегда, творилось какое-то безумие. В отличие от библиотеки, где Феми удалось хотя бы слегка навести порядок, в кабинете отец властвовал безраздельно. Кругом царило дерево – от полированного паркетного пола до стен, сплошь закрытых стеллажами и полками, и высокого потолка с перекрещенными деревянными балками. Света сюда проникало гораздо меньше, чем в другие комнаты дома, хотя в этой своей берлоге отец проводил за чтением целые часы, а то и дни. Он считал, что древние пергаменты лучше всего изучать при свечах или при старинной лампе. Вроде той стеклянно-металлической громадины в углу стола, отделанной изумрудами и работающей аж на газе.

Помимо кресла перед письменным столом в кабинете имелось множество других мест для сидения, между которыми отец перемещался во время работы: еще кресла, диван, кушетка под единственным окном, закрытым плотными красными шторами, и даже какое-то подобие пуфика в углу.

Найла немножко подкрутила фитиль у газовой лампы, чтобы добавить света, и занялась пергаментом, который изучал отец. Иероглифов она знала огромное количество: хотя в ее специализацию это не входило, Найла осваивала основы по собственной инициативе с двенадцати лет, после того как в очередной труднодоступной усыпальнице фараона чуть не лишилась руки, неправильно прочитав символ над саркофагом. Вот тогда-то она и решила: «Пора тебе, Найла, учиться, а то и до совершеннолетия не доживешь». Запросто. Особенно с таким отцом, как у нее, который не только подогревал ее дух авантюризма, но и загонял ее в смертельно опасные ситуации столько раз, что все и не вспомнить.

Скрипнула, открываясь, дверь.

– Ну что, убедился? – Губы Найлы сами изогнулись в улыбке при одной мысли о том, как, должно быть, кипятится сейчас Контар. Его дочь, потомственная жрица, уломала бога Геба лично освободить ее от исполнения обязанностей.

Однако ответом ей было молчание, и Найла обернулась.

– Ой, Адофи! Отца ищешь?

Он, нахмурившись, качнул головой так, что двойной подбородок затрясся. Адофо стоял на пороге, и вид у него был очень сердитый – как, впрочем, и всегда. Большего брюзги Найла за всю свою жизнь не видела, и именно из-за него многие наемные рабочие отказывались продлевать контракт с Усадьбой.

Найла вновь занялась пергаментом.

– Феми должна быть в оранжерее, – добавила она, не поднимая головы. Если Адофо ищет не отца, значит, мачеху – кого же еще. С ней, по крайней мере, он немного смягчается.

Однако тяжелые шаги Адофо почему-то приближались вместо того, чтобы удаляться, и Найла обернулась вновь:

– Что ты хоте…

У нее перехватило дыхание. Прямо позади нее стоял кто-то ниже Адофо ростом, но при этом шире, с длинными острыми клыками и маленькими черными глазками. Его можно было бы принять за уродливую собаку, если бы не руки с пятью длинными искривленными пальцами. Больше всего это существо походило на шакала, но… Но что-то с ним явно было очень и очень не так.

Помимо того что в отцовском кабинете вообще не предполагалось никаких шакалов.

Зверь зарычал, щелкая зубами, и Найла попятилась, но тут же наткнулась на стол. Она шарила по нему вслепую, шлепая ладонью по пергаменту, пока наконец пальцы не сомкнулись на первом же попавшемся твердом предмете.

Когда странное существо поднялось на задние лапы, Найла закрыла глаза и ударила. Удар явно попал в цель – до нее донеслись глухое ворчание и звук бьющегося стекла. Взглянув мельком и осознав, что она только что уничтожила столетнюю газовую лампу, Найла кинулась к боковой двери, выходившей в коридорчик, который вел в библиотеку. Этот выход она выбрала по одной-единственной причине: дверь запиралась с обеих сторон.

Найла захлопнула ее за собой с такой силой, что затряслись руки, но она все-таки сумела дрожащими пальцами задвинуть щеколду и теперь во все глаза смотрела на запертую дверь, пытаясь отдышаться.

Что за чертовщина тут творится?

Дверь сотряс мощный удар с той стороны. Найла отпрыгнула так резко, что чуть не села на пол с размаха. После второго такого же удара она предпочла не дожидаться продолжения и понеслась прочь по коридорчику без окон и боковых выходов, влетела в библиотеку и задвинула за собой очередную щеколду. А потом на несколько секунд привалилась к двери.

Итак, она видела кого-то очень похожего на шакала, который, однако, совершенно очевидно шакалом не был… Непонятный уродец со странными глазами, с человеческими руками и звериными лапами. А Адофо? Он ведь точно там был, как обычно всем на свете недовольный. Найла судорожно завертела головой, от страха и напряжения мысли путались. Нужно