Наблюдатели - Евгения Владимировна Басова

все верёвки были разрезаны, просто встал, встряхнулся и кинулся прочь. А мальчишке казалось, что он мельком всё же поблагодарил его, и ничего не говорилось о том, что сделали взрослые, когда увидали, что мальчик отпустил волка.

– Мама, а волков можно отпускать? – спросил Павлик.

– Куда отпускать? – не поняла мама.

Поглядела на продавленные листы, сказала:

– Ой, я устала что-то. Давай завтра поговорим.

А завтра только мама с работы – её подруга заглянула к ним, тётя Наташа. Они сидели втроём, чай пили. Павлику было скучно. Он думал: «Хоть бы пришёл Игнатий Иванович».

И тут он вправду приходит. Мама открыла ему и ввела в комнату. Павлик подумал, что старик снова станет рассказывать, что он написал, и можно будет спросить у него про волка – куда его везли и что было потом, когда взрослые увидали, что волка нет. Но мама на старика глядела с опаской – ей больше хотелось разговаривать с тётей Наташей, а не слушать его. И старик, видно, понял это – он только прошёлся по комнате, от двери до книжной полки, поглядел на свои старые книжки и отказался от чая, сказав: «М-м-м, я позже зайду».

– Кто это? – спросила, когда он ушёл, тётя Наташа.

Мама назвала фамилию старика.

И тётя Наташа спросила:

– Живой?

Мама сказала, точно сама не веря себе:

– Мы соседи. Мы с Пашкой въехали сюда, и оказалось – вот…

И тут же спросила:

– Хочешь напечатать его новую книжку?

– Как – напечатать? – не поняла тётя Наташа.

И мама ответила:

– Как всё печатают. В ворде, например.

Тётя Наташа в изумлении поглядела на неё:

– Всю книжку? Я что, совсем уже…

И обернулась к полке, где стояли среди других книг две с фамилией старика на корешках. Сказала:

– А помнишь, читали когда-то его книги?

Она взяла с полки ту, в которой про девочку и зайца, стала листать. Сказала:

– Ох, я ревела над этой вот.

И кивнула на Павлика:

– Сейчас они-то такое читать не станут.

Павлик ушёл в кухню, сел в темноте у окна, стал ждать, когда тётя Наташа уйдёт. К нему доносился её голос:

– Я слышала, он вроде всю жизнь прожил в лесу. Думала, если он жив, то и сейчас живёт где-то среди зверей.

И мама отвечала:

– Он только до пятнадцати лет в лесу жил. А потом в училище поступил.

Тётя Наташа спрашивала:

– А чего ж он тогда… Как будто всю жизнь там жил? И ещё в его книгах так много умирают, я не могу!

Мама ей говорила что-то тихо, и тёти-Наташин голос звенел в ответ:

– Раньше в книгах так часто кто-нибудь умирал! И не боялись же это детям давать. А теперь всем нужен счастливый конец!

Павлик тихонько вышел в подъезд и позвонил к соседу.

– Я дочитал про волка, – сказал он. – Вы не написали там дальше: того мальчика не ругали потом? Забыли, что ли, про это написать?

– Это я мальчик, – сказал старик. – А папы и его товарища давно нет на свете. Разве так важно сейчас, ругали они меня или не ругали? Самое главное – я спас волка. Мне очень, очень хотелось спасти волка.

Павлику в его словах послышалось странное.

– Много лет хотел я спасти волка, – повторил старик. – Когда мне было пять лет, однажды зимой поднялась такая метель, что, когда к нам постучали в окно, никто и не расслышал…

Он говорил точь-в-точь так, как написал в своей истории. Папин друг вёз куда-то живого волка. Мальчишка вышел из дома поглядеть на него. Волк лежал связанный, пятилетний Игнат встретился с ним глазами, да так и застыл и потом ещё много лет помнил этот взгляд. И его мучила вина, он думал: «Почему я не развязал его?» В глазах у волка он видел небывалое, не встреченное никогда больше желание жить, желание свободы и тоску по ней. Надо, надо было отпустить его, думал он уже взрослым. Всю жизнь он верил, что звери чувствуют добро и что ему, мальчику, волк ничего бы не сделал. А про то, для чего нужен был волк папиному товарищу, куда тот вёз его и что сказали бы старшие, увидев пропажу, – про то Игнатий Иванович вовсе не думал.

– Много лет я представлял, как напишу этот рассказ – про то, как я спас волка, – говорил Павлику старик. – Переиграю то, что было давно, переменю прошлое. Но мне страшно было решиться на такое. И только теперь я подумал: сколько мне лет, сколько ещё я буду откладывать – уже и умирать пора… И вот поменял я, что было, – выжил мой волк, в лес ушёл, только его я и видел…

Павлик с опаской посмотрел на старика, заметил, что они так и стоят у него в полутёмном коридоре. Кот вышел из комнаты и тёрся о Павликовы ноги. В дверь позвонили, и она сразу открылась – было не заперто, – и мама сразу схватила в охапку Павлика, сказала:

– Конечно, надо было здесь тебя искать!

Дома он спросил:

– А почему в книжках раньше много умирали?

– В каких книжках? – переспросила мама.

Сказала неуверенно:

– Наверно, теперь медицина лучше.

Павлик назавтра в школе думал, что девочка, которой хотелось поймать зайца, жила давно, вот врачи и не смогли вылечить её. У Кати Анохиной всё должно быть хорошо, она же учится в санаторной школе! Но ведь и в старые времена люди болели и выздоравливали. Почему старик в своей книжке не захотел спасти её, как спас волка? Надо будет спросить его. А если старик не захочет ничего поменять, Павлик попробует сам переписать историю, так, чтобы девочка осталась жива. Возьмёт новую тетрадь, на обложке напишет: «Книга». Или нет, и так будет понятно, что это книга. Он напишет такой же заголовок, как у той, старой. Но это будет уже вторая часть, продолжение!

Так думал он и по пути домой – и он не понял, откуда они появились. Толик Андреев и его старший брат вышли из-за снежной кучи возле подъезда. Павлик сразу понял, что это Толиков брат, шестиклассник. И тот видел, что уже ничего говорить не надо, Павлик и так всё понял. Павлик и не испугался даже, а только досаду ощутил и удивление: вот оно как бывает, оказывается. Толик грозился, мол, брату скажу, – и сказал, и брат специально пришёл сюда его бить. Было им, значит, известно, где Павлик живёт, или теперь нарочно они узнавали. Бить его будут, видно, здесь, у подъезда, на этом белом снегу. Павлик огляделся: по двору к