«Дочь Ивана Грозного» - Ирина Семеновна Левит

зятя, да только помидоры переспеют, да у меня стиральный порошок закончился, ну и еще всякое надо. Говядинки, к примеру, прикупила четыре килограмма да сыра, да три палки копченой колбаски, очень я копченую колбасу жалую. Вот, сгрудила на эти тележки – ведь какое хорошее дело придумали, тележки эти, – и поехала. Вчера вечером в город, а сегодня с утра назад.

Поле резко закончилось, словно ножом отрезанное, и дорожка нырнула в лес – не слишком густой, хвойно-лиственный, зелено-желто-бордовый.

– Здесь хорошие грибы водятся, – сказала Антонина Егоровна. – Только год на год не приходится. Нынче вот пришлось. Я вчера пирогов напекла, по пирогам-то я большая мастерица, с капустой, с яблоками и как раз с грибами, своим отвезла, они мои пироги сильно любят. Ну и себе оставила, в холодильник положила. Ты вот, мил человек, у меня сейчас чаю с пирогами попьешь, я пироги в духовке разогрею, даже не заметишь, что не сейчас напекла. Это потому, что у меня свой, особый рецепт теста.

«Да-а-а, с этой словоохотливой Шульгиной я удачно познакомился. Во всех смыслах», – подумал Роман.

Дорожка вынырнула из леса и сразу превратилась в улицу, по которой запросто прошли бы в ряд четыре машины, а по обе стороны потянулись разнобойные дома. Одни – вполне справные, за крашенным штакетником, сквозь который проглядывали ухоженные участки. Другие (куда в большем числе) были либо так себе, либо уныло-брошенные, с облезлыми или вовсе завалившимися заборчиками, за которыми просматривались участки в той или иной мере запустения.

– Вот так и обитаем… – вздохнула Шульгина. – И сразу видно: кто за свою здесь жизнь держится, кто просто доживает, а кто и вовсе про эту жизнь забыл. – А мой дом вон там. – Она показала рукой на очень даже справный дом, пятый от леса, за свежеокрашенным зеленым забором. – И сама слежу, хотя уже десять лет без мужа вдовствую, и дети помогают.

Внутри все тоже было справно: чисто, добротно, с веселыми занавесочками, со старой, но крепкой мебелью – и при этом с современным телевизором, большим холодильником, электрической плитой и даже микроволновкой. По всему деревянному полу лежали разноцветные домотканые дорожки, и Роман прямо у двери принялся стягивать кроссовки. Антонина Егоровна тоже сняла обувь, сунула ноги в большие мохнатые тапки, спросила:

– А тебе-то обувку домашнюю дать?

– Ничего, я в носках, у вас тут везде застелено, пол не холодный, – отказался Дорогин.

– Ну, как знаешь, – не стала уговаривать хозяйка. – Вон, в том закутке можешь руки с дороги помыть, у меня нагреватель есть, так что и вода теплая, и туалет там есть, дети сделали, чтоб не на улицу бегать. А потом проходи в комнату, я чай сделаю, у меня чай хороший, да смородинового листа добавлю, и пироги принесу.

В закуток Антонина Егоровна прошла первой, Роман деликатно подождал в прихожей, затем тоже наведался, обнаружив кусок весьма недешевого туалетного мыла и красивое полотенце. Все это, совершенно очевидно, положили-повесили без всякой связи с нежданным гостем.

– Ты в комнату-то проходи, не стесняйся, я тут пока продукты в холодильнике разложу, – крикнула из кухни хозяйка.

– Спасибо! – отозвался Дорогин и прошел в комнату, где стоял большой стол, покрытый не обычной клеенкой, а тонкой моющейся скатертью с узорами по краям.

Шульгина, похоже, спорой оказалась, потому как долго ждать ее не пришлось – появилась с чайником и большой тарелкой с нарезанными горячими пирогами, начала выставлять чашки из сервиза: не бог весть какого изысканного, однако же явно предназначенного для особых случаев.

Капитан Дорогин, судя по всему, воспринимался именно таким особым случаем.

Чай оказался душистым, пироги – исключительно вкусными, и Роман, искренне выказав свою благодарность, решил, что пора приступить к делу. Однако к делу приступила Шульгина. Подперла кулаком щеку, уставилась на Дорогина с прищуром и произнесла с укоризной, впрочем, достаточно добродушной:

– Что ж ты, мил человек, врешь-то мне?

– В каком смысле? – растерялся Роман.

– Да я не про чай-пироги, – произнесла Антонина Егоровна снисходительно. – Я про то, что ты за папочкой своего приятеля пожаловал. Не было никакой папочки. И ты никакой тому парню не приятель. А как есть засланный из полиции.

Тут Роман вообще опешил. Всякое мог ожидать, но что его разведывательную операцию провалит, причем с самого начала, деревенская тетка – никак.

– Ты чего ж нас, деревенских, совсем за дураков держишь? – спросила Антонина Егоровна беззлобно. – Нет, конечно, дураков у нас, как петрушки по лету. Но и среди вас, городских, дураков, как укропа в базарный день. Однако ж вот лично я себя за дуру не держу. И как только ты мне фотографию того парня показал, да наплел, дескать, дом он тут присматривал, сразу поняла: врешь, аки сивый мерин.

– А поподробнее можно? – осторожно поинтересовался Роман, который никакой обиды, а тем паче – злости, у Шульгиной не заметил и которому очень стало любопытно: где он прокололся.

– Да запросто. Ну, во первых строках письма с чего ты взял, мил человек, что мы тут сидим сычами и знать не знаем, что вокруг творится? Да, в деревне нашей в основном старики живут, они без компьютеров обходятся, однако ж мобильные телефоны многие имеют. И у меня есть, дети подарили. – Шульгина залезла в карман и вытащила вполне современный смартфон. – И я через этот телефон очень даже слежу, о чем в интернете рассказывают. А рассказывали там, да фотографию показывали, что в нашем городе убили известного московского драматурга. Кириллом зовут, а фамилия… простая такая… ну точно, Лепешкин. А ты появляешься, тычешь мне его фото и говоришь, дескать, приятель в командировку уехал и все такое прочее.

Дорогин мысленно чертыхнулся. Вот ведь идиот! Ну ладно, он ничего не знает про деревню, но с чего решил, будто там все дремучие? Причем в деревне не где-то в глухой тайге, а под боком от города!

– Опять же наплел ты, что дом он тут якобы присматривал. Да на кой черт кому дом у нас? Я понимаю, по другую сторону железной дороги – там дачных кооперативов уйма, потому как там и леса больше, и река течет. А у нас? Я сразу сообразила: знать ты не знаешь, зачем москвич у нас объявился, но хочешь узнать. Так исподволь, исподтишка… Ну, значит, из полиции.

– А вдруг я преступник, который хочет следы подчистить? – подкинул версию Дорогин.

Шульгина посмотрела внимательно, головой покачала.

– Не-а… не преступник. Преступник бы не стал какой-то бабе просто так, без всякой выгоды, помогать тяжелые сумки тягать. Потому что преступники злые. А ты вот вызвался… хотя знать не