Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

улыбнувшись, произнесла она. – Я своим королевским словом запрещаю всем ссориться, спорить и ворчать! За победу Господа и славных французов! – и прибавила, громко крикнув боевой клич королевской армии: – Монжуа! Сен Дени!

– Монжуа! Сен Дени! – подхватили сеньоры и их дамы, а король, довольный общим единодушием, поцеловал свою супругу в щеку.

Пока все пили вино, рассевшись вокруг стола и слушая музыку трубадуров, маршал тамплиеров Рено де Вишье, расположившись в стороне как лицо духовное, смотрел на всех критически. Понимая, как хорошо подготовился французский король к походу, он не разделял общего бравурного воодушевления, зная, как трудно придется всей армии в чужих, очень враждебных землях с несгибаемым, упорным и очень мотивированным врагом. Удивлялся он и патриотичному пафосу герцогов Бургундского и Бретонского, с которым они громко поддерживали общий восторг от начала похода, хотя сами восемь лет назад потерпели горькое поражение и видели гибель многих соратников. Но Рено де Вишье и сам готов был поддаться общему настроению, подпадая под обаяние безумно влюбленных друг в друга короля и королевы, неистово, искренне верящих в святое дело войны во имя Христа, как магнит, притягивающих к себе и своей идее других людей.

Солнечный жаркий августовский день вставал над Эг-Мортом. В канале порта галера с королевскими лилиями на знамени, опустив трап, ожидала венценосных особ. В гавани было тесно от тысяч людей как отплывающих крестоносцев, так и просто от зевак из близлежащих деревень и городов, пришедших проводить в поход своего короля. Десятки священников, следующих за армией, отслужив молебен прямо в порту, благословили Людовика и его воинство.

Король стоял с женой, готовый взойти по трапу на галеру, которая доставит их на большой корабль, стоящий на рейде в море. Людовик был одет по-королевски скромно – синее сюрко, вышитое лилиями, меч на поясе, кожаные сапоги. Маргарита Прованская тоже не стала блистать, как это она всегда любила – украшений она не надела, но и без них ее прекрасное платье, розовое с голубым, подчеркивающее ее женственную фигуру, привлекало внимание рыцарей.

Людовик стоял с герцогами и графами, также ожидавшими погрузки на грузовые галеры, но в свою очередь. Брат Альфонс де Пуатье с женой Жанной Тулузской провожал короля, обнимая и бормоча стандартные пожелания и напутствия, в который раз обещая прибыть в армию крестоносцев на следующий год. Жанна Тулузская церемонно попрощалась с Маргаритой Прованской, которую терпеть не могла, но тщательно скрывала свои чувства, хотя королева догадывалась об этом по вежливой холодности, с которой Жанна всегда с ней разговаривала.

За спиной Альфонса де Пуатье стоял граф Раймунд Тулузский. Недуг, мучивший графа накануне, прошел, и он чувствовал себя вполне сносно, хотя легкое головокружение еще оставалось. Когда брат короля отошел в сторону, граф приблизился к Людовику и с вымученной улыбкой пожелал королю счастливого плаванья и удачи в бою, заверив, что прибудет в армию вместе с Альфонсом де Пуатье и подкреплением. Глаза короля и графа встретились, и каждый прочел во взгляде напротив недоверие и неприязнь.

– Ваше величество, прошу, примите к себе в ближнее окружение моего вассала – барона де Монтефлера! – произнес граф, угодливо улыбнувшись и указывая на барона, стоявшего позади него. – Тибо де Фрей верный рыцарь, умный и справедливый. Его отец обещал отправиться в Святую землю, но скончался, теперь барон де Монтефлер отправляется с вами, чтобы исполнить обет отца! Располагайте им, ваше величество!

– Уважение к отцу – это похвально! – отечески произнес король, кивнув барону. – Рад, что вы с нами, барон! С Божьей помощью вы исполните обет вашего отца, а я обещаю, что приложу все силы к этому! Барон, я приглашаю вас плыть на одном корабле с моим коннетаблем!

Тибо де Фрей, растерявшийся и от неожиданной чести быть представленным самому королю Франции, и от того, что его пригласили разделить корабль с коннетаблем Эмбером де Божё – палачом катаров и разорителем тулузских земель, что-то промычал нечленораздельное и поклонился королю.

Стоявший позади барона Бертран д'Атталь, едва сменивший, после ночных приключений в канале одежду на свежую и все еще почесывавший из-за застрявшей в ней тины немытую голову, вообще не знал, куда девать себя среди толпы герцогов и графов, принцев королевской крови. Другие рыцари барона де Монтефлера испытывали схожие чувства, однако имели более опрятный внешний вид и потому стояли уверенно и даже горделиво. Бертран никогда и представить себе не мог, что окажется когда-нибудь в такой близи от самого короля! Но он подумал, что отдал бы и эту торжественную минуту и все другие подобные, да и целых десять лет жизни, лишь бы только сейчас быть не здесь, в шаге от начала крестового похода, а оказаться рядом с Катрин и провести с ней вместе в замке тихую, неяркую и совершенно обыденную жизнь.

Часть вторая

Кипр

Осень 1248-го – весна 1249 г.

 Глава десятая 

Ослепленный отчаяньем

Сентябрьский ветер на Средиземном море – еще солнечном и спокойном, туго надувал паруса генуэзского корабля. Тихо поскрипывал такелаж. Бертран, лежа на палубе, смотрел в бескрайнее синее небо, краем глаза улавливая, как рядом шныряют матросы-итальянцы, тащат ведра, чтобы драить палубу, взбираются по мачтам. Одежда Бертрана вся просолилась от пота и морской соли, стала плотной, неприятной. Он надевал ее мало, предпочитая разгуливать по кораблю в одной рубахе – когда-то белой, а сейчас серой с коричневатым оттенком, разорванной в нескольких местах.

Впервые очутившись в море, Бертран воспринял его без восторга. Понимание того, что Катрин никогда не будет принадлежать ему и, скорее всего, он никогда ее больше и не увидит, наводило на молодого рыцаря сначала отчаяние, а потом тупое безразличие ко всему. Он что-то ел, не особо замечая, сносно ли готовят на корабле, не попадается ли в еду каких-то личинок или жучков, пил не всегда свежую воду, и ему было все равно. Поначалу от качки его немного тошнило, а потом привык, но иногда, когда тоска по оставленной во Франции любимой подступала к сердцу с силой пыточного орудия, он даже желал немного поблевать, вложив в тошноту всю злость на свою судьбу. Бертрана постоянно выводил из безразличной молчаливой праздности вид барона де Монтефлера, поднимавшегося из трюма и занимавшего место на палубе почему-то всегда в непосредственной близости от шевалье д'Атталя. Обычно барон был в компании своих рыцарей – они играли в кости, трепались о женщинах, вспоминали дом. Чаще всего так они проводили время по правому борту. По левому борту и на