Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

Коннетабль, опасаясь новых конфликтов между своими рыцарями и рыцарями барона де Монтефлера, поговорил с ним и выяснил, что причина ссоры не политические вопросы, а сугубо взаимное недопонимание. Слова за слово, и оба сеньора вступили в долгую и оживленную беседу – впервые за их совместное пребывание на корабле.

Тибо де Фрей подспудно понимал, что сторониться людей короля бессмысленно – ему вместе с ними воевать против сарацин, и рано или поздно, но надо налаживать контакты. Кроме того, в беседе он понял, что коннетабль Франции совершенного не кичится своим прошлым в покоренных землях Тулузского графства. Это была его работа, и он выполнял ее в соответствии с приказом. Коннетабль больше рассуждал про эту войну, все время вспоминая поход баронов в Святую землю, которому до достижения полной победы, по его словам, не хватило лишь немного больше удачи, денег и воинов. Сейчас всего с избытком. Он искренне сожалел, что тулузские рыцари выступят лишь в следующем году – ведь если сразу ударить на врага невиданной силой, сарацины не смогут противостоять. Еще Эмбер де Божё сожалел, что на их корабле нет провансальцев, плывущих с королем и королевой. Они бы своей музыкой, песнями скрасили унылые дни в море. А еще он восхищался королевой – молодой, красивой, сильной, вдохновлявшей своего мужа – истиной дамой сердца для многих французских рыцарей. Он говорил, что время Бланки Кастильской уходит, и когда Людовик вернется из похода, королева-мать точно будет отодвинута на второй план в политике, Маргарита Прованская заменит ее – молодая, всеми любимая, без замашек абсолютной власти, она станет душой Франции.

Тибо де Фрей, живя в графстве Руэрг, принадлежащем Раймунду Тулузскому, слушая коннетабля, все больше понимал, как он провинциален. Вся жизнь королевства уже сосредоточилась в Париже, а бывшие крупные феодалы, в том числе и Раймунд, оказались на окраине всех событий, интриг, интересных историй, искусства, мысли, религии, науки. Людовик объединил почти все земли, и хоть Париж и не блистал красотой, туда, к королевскому Лувру, тянулись все, кто хотел яркой жизни.

Тибо де Фрей понимал, как призрачны надежды Раймунда Тулузского – королевская власть имеет непоколебимую силу, и не знал, как ему выполнять приказ графа и зачем ему это делать. Его письменные донесения о том, что происходит в походе, вокруг короля, должны были при определенных фактах вдохновить графа на новый мятеж. Но к чему он? Тибо де Фрей опасался за жену и дочь, которые неизбежно пострадали бы, так как Антуан де Вельд точно выступил бы на стороне Раймунда. Ведь сломить королевскую власть не получится, хоть и почти вся армия Франции ушла в крестовый поход. Да и греховное это дело – когда твои соотечественники бьются во имя Христа с мусульманами, наносить им удар в спину. Тибо де Фрей разумом уже принял неизбежное – время свободы и силы графства Тулузского прошли, но сердцем пока не мог это сделать.

Бертран лежал на палубе, безразличный ко всему и всем. Он слышал, как монахи перевели слова капитана, что через несколько дней корабль пристанет к Кипру, но эта новость, означавшая скорое окончание того оцепенения, в котором пребывал Бертран, ничуть его не потревожила. Он не задумывался о том, что будет дальше, стараясь тем не менее не вспоминать Катрин, чтобы лишний раз не тревожить сердце. Если в начале плавания он сожалел, что с ним вместе нет Анжольра, то теперь он вообще забыл о его существовании. Безмолвное отупение взяло верх над Бертраном. Отец Филипп после того, как Атталь пошел на поправку, еще пытался с ним говорить, побуждал к чтению, но вскоре понял, что не добьется ничего, и просто оставил молодого шевалье в покое.

Под монотонный звук падающих костей, в которые играли между собой рыцари барона де Монтефлера, Бертран повернулся в сторону борта корабля и в очередной раз увидел вдали несколько кораблей – генуэзских и марсельских, в их трюмах и каютах к победе или смерти плывут французские крестоносцы. Рядом кто-то присел – Бертран не повернул головы, но услышал, что это лечившие его монахи – брат Жильбер и брат Гийом, а рядом с ними сел и громко отхлебывал вино коннетабль Эмбер де Божё, жуя ароматный кусок мяса.

Брат Жильбер рассказывал, что много лет назад, когда Бог направил его в Венгрию, он стал свидетелем страшного бедствия – нашествия монголов – жутких косоглазых людей в шкурах, верхом на маленьких мохнатых лошадях. Монголы не знали поражений, усталости и, как он слышал, не знали понятия чести, справедливости, добра и любви. Они словно были посланы людям за их грехи и сами по себе являлись порождениями ада. Впрочем, Жильбер поправлял сам себя, что про них говорили и другое – мол, они поклоняются небу, терпимо относятся к другим религиям, а жажда убийства, крови и насилия в их крови – это дань их ложному богу. Жильбер сам видел этих страшных монголов и лишь Божьим провидением остался жив. Он с ужасом вспоминал сожжённые венгерские деревни, заваленные трупами, и говорил, что монголы намного страшнее сарацин, ведь, по рассказам других монахов и людей, спасавшихся из-за Карпат, орды кочевников полностью разрушили почти все города руссов, а перед тем уничтожил другие степные народы, богатое и сильное государство Хорезмшахов.

– Правильно сделали эти монголы, что разгромили хорезмийцев! – буркнул коннетабль. – Эти твари Иерусалим разрушили четыре года назад по наущению египетского султана! Жаль, что монголы всех хорезмийцев не вырезали, всех подчистую! И лучше бы не на руссов шли, а против египетского султана направились! Обосрался бы тогда султан от страха!

– Так ведь монголы и Иерусалим могли захватить! – возразил брат Гийом.

– Да, могли бы, конечно! – вздохнул Эмбер де Божё. – Эти дьяволопоклонники с Востока все одним дерьмом мазаны. Хоть бы они уж друг друга перерезали побыстрее! Помню, как в Париж пришли известия о монголах, разорявших Венгрию и Польшу. Слухи тогда быстрее коня неслись! Вроде как цель у этих дикарей – убить всех на своем пути. Его величество тогда с матушкой-королевой крепко призадумались, что делать. Вроде как враг далеко еще, да только орда движется быстро – не угадаешь, когда к границам Франции подойдут. Хорошо, что не смогли они к нам пробраться! Мы наверняка бы их победили, да только сколько бы рыцарей погибло – на Святую войну некому было бы идти!

– Не знаю, коннетабль! –