Музыка и музыканты - Галина Яковлевна Левашева

По условиям конкурса каждый участник должен был сыграть на последнем туре фортепьянный концерт[26] Чайковского[27].

Вот теперь и представьте себе, сколько раз жюри и зрители должны были прослушать одно и то же произведение, да еще такое громадное и сложное, как концерт. Мыслимо ли выдержать такое?

Еще и как мыслимо. Посмотрели бы вы, какими героями ходили те, кому удалось достать билеты на все концерты конкурса, как завидовали этим счастливцам люди, получившие билеты на один или два концерта, как убивались те, кому билетов вообще не досталось. В чем же тут секрет?

В том, что исполнители были разными, а значит, по-разному звучала музыка.

Казалось бы, музыка-то одна! И если в нотах стоит «до» или «ми», то так оно и останется — «до» или «ми» — у любого исполнителя. Да, конечно, звучать будет то, что написано в нотах. И все же...

Есть у финского композитора Сибелиуса произведение, которое называется «Грустный вальс», — удивительно красивая и действительно грустная музыка. Услышав, вы сразу же скажете: «Да, это вальс». Мы узнаем его плавное кружение, которое при грустной мелодии звучит особенно обаятельно.

Трепетное, нежное пение скрипок, страстный и меланхолический напев виолончелей... Кружится, кружится, кружится медленный, печальный вальс.

Но вот однажды я пришла в Филармонию на концерт итальянского дирижера Вилли Ферреро.

В концерте исполнялся «Грустный вальс». Думаю, никто из сидящих в тот вечер в зале не ждал, так же как и я, никаких неожиданностей от этого произведения — музыка очень знакомая, популярная, не очень сложная.

Ферреро поднял палочку, сделал какое-то неуловимое движение и...

Что такое? Нет, это же не «Грустный вальс». Трагические, невероятно долго тянущиеся аккорды вступления, как стон от сдерживаемой сердечной боли... Да нет, не может быть, это не Сибелиус!

... Понемногу, трудно, как бы превозмогая отчаяние и боль, очень-очень медленно и очень-очень тихо начала зарождаться знакомая тема вальса. Такт за тактом рассказывает музыка о большом человеческом горе. Захватило дыхание, стало трудно сдерживать слезы. Зал замер.

И вдруг отчаянный всплеск скрипок — звенящий крик, вырвавшееся наружу страдание — такой предстала перед нами вторая тема. Заметался, закружился в мучительном вихре вальс. Кажется, что страдающий человек старается забыться... Нет, невозможно. Мрачная, медленная первая тема как бы пригибает к земле этот мятежный порыв. Снова скрытая боль, снова стон сквозь сжатые губы. Еще раз протянулись тяжелые, как траурный марш, аккорды — и все кончилось.

Несколько секунд зал молчал. Потрясенный, замерший. Никто из нас никогда не подозревал, сколько трагической силы скрыто в этой, как мы считали, не очень серьезной музыке.

Но что самое удивительное Ферреро ведь не только не изменил ни одной ноты, — все оттенки, указанные композитором, были сохранены. Там, где у композитора указано усилить звучность, он усиливал; там, где у композитора поставлено «диминуендо», то есть «затихая»,— звук действительно затихал. Где стояло «форте», то есть «громко»,— оркестр звучал сильно и ярко, где стояло «пиано», то есть «тихо», — оркестр пел нежно, чуть слышно. Одним словом, все было сыграно так, как написал композитор. И вместе с тем такого «Грустного вальса» мы никогда не слышали.

Очень жаль, что никак нельзя уже узнать, слышал ли сам Сибелиус (по времени он мог слышать) свой вальс в исполнении Ферреро и что он говорил по поводу такого исполнения: и Сибелиуса и Вилли Ферреро уже нет в живых. Впрочем, кто знает, может быть, когда-нибудь в воспоминаниях о композиторе мы и прочитаем об этом[28].

Вот как бывает. И это не чудо, не фокус. Это — творчество. Каждый исполнитель понимает и чувствует музыку по-своему и по-своему передает ее нам.

Потому-то и не могло быть скучно счастливцам, которые по 2—3 раза в вечер слушали одно и то же произведение.

Девять человек — это девять разных характеров, девять разных темпераментов, девять разно мыслящих умов и чувствующих сердец.

Одному удаются лучше всего блестящие, виртуозные места концерта, у другого превосходно звучат лирические, грустные места — и потому лирической грустью, поэзией, окрашен весь концерт. У третьего все получается превосходно, но чуточку суховато, сдержанно. Что поделаешь, такой уж характер — скрытный, собранный, никак не «выплеснуться», не открыть душу до конца. А четвертый — тот как будто бы думает, размышляет за роялем, делится с нами этими мыслями, и музыка звучит серьезнее, глубже, чем у других.

Слушаешь, сравниваешь: одно нравится больше, другое меньше, с чем-то не соглашаешься, что-то принимаешь сразу. Здесь захотелось поспорить с исполнителем, но потом он своей игрой убедил тебя: да, так, пожалуй, лучше, тоньше, вернее... словом, где уж тут скучать!

И очень хорошо, что играют они все не только разные произведения, но и одинаковые, да к тому же так хорошо знакомые, как Первый фортепьянный концерт Чайковского.

Кстати, не показалось ли кому-нибудь странным, что на концерте исполняется Концерт? Что за «масляное масло»?

Концерт на концерте

Само это слово вам, конечно, знакомо, особенно в первом его значении. «Концерт, — говорится в музыкальном словаре, — публичное исполнение произведений по заранее составленной программе».

Но дело в том, что у этого слова есть и другое значение: так называется сочинение для какого-либо музыкального инструмента (или голоса) в сопровождении оркестра.

А вот почему оно так называется? И почему участники конкурса должны были играть именно концерт?

Слово это можно перевести как «состязание», таким образом, «Концерт для фортепьяно с оркестром» — это состязание пианиста с симфоническим оркестром.

Когда вам интересно смотреть спортивное состязание? Когда «противники» равны по силе, по мастерству, верно? Потому что если состязаются слабая и сильная команды или мастер спорта с новичком-любителем, то заранее уже ясно, кто победит. А это совсем неинтересно.

В концерте состязаются какой-нибудь музыкальный инструмент и... целый симфонический оркестр. Вот так так! Да разве какой-нибудь крохотке флейте или хрупкой, изящной скрипке под силу победить или хотя бы, говоря спортивным языком, «сделать ничью» с этакой громадой? Что же это за состязание?

Великолепное, друзья мои, замечательное состязание! Так как силе, мощи и блеску симфонического оркестра противопоставляются талант исполнителя-солиста, его мастерство, достигнутое годами и годами напряженной работы. Скажу вам по секрету, что выигрывает почти всегда тот, кто на первый взгляд кажется слабейшим. Солист подчиняет себе оркестр. Конечно, только в том случае, если он настоящий музыкант, талантливый исполнитель, потому что для него это очень серьезное испытание. И когда нет мастерства и таланта, побеждает оркестр. Но какая это