Музыка и музыканты - Галина Яковлевна Левашева

как вздох, прошелестит «да-а-а»... и снова молчание. Стоят люди, молчат и думают. У царицы Нефертити, наверное, и в жизни был такой же золотисто-смуглый цвет кожи... Нежно розовеют губы. Как удивительно, что на них сохранилась краска. Прошло ведь три с половиной тысячи лет!

... Один скульптор на вопрос, как он создает свои шедевры, отвечал: «Беру кусок мрамора и отсекаю все лишнее». До чего же великолепно сказано! Ведь вот он, маленький (конечно же, маленький — всего 19 сантиметров в высоту!) кусок кристаллического песчаника, от которого непредставимо давно египетский скульптор Тутмес «отсек все лишнее». А люди смотрят на него... смотрят... смотрят.

Камень кажется теплым, живым... Какое прекрасное, незабываемое лицо! А в глазах и губах притаилась улыбка.

Очень хочется улыбнуться этой прелестной женщине, но она почему-то медлит.

А люди ждут. Может быть, она все-таки улыбнется?

«Спасибо, — думают люди, — спасибо тебе, незнакомый скульптор Тутмес!»

О ромашках и колокольчиках

По залам Русского музея идет человек. Не останавливаясь, проходит комнаты, где висят картины Репина, Серова; не задерживается перед шедеврами Крамского и Сурикова. Ни «Иван Грозный» Антокольского, ни «Демон» Врубеля, кажется, не привлекают его внимание.

Странный какой-то человек. Зачем же он пришел в музей? Нет, нисколько он не странный. Он просто пришел на свидание со своей любимой картиной.

Вот видите, в небольшом зале он подошел к самой маленькой, к самой, на первый взгляд, незаметной из картин и остановился.

Подойдем и мы, посмотрим...

Картина называется «Луг на опушке леса». Обыкновенный луг на обыкновенной лесной опушке. А мы смотрим на него и отойти не можем. И уже ни людей вокруг, ни города за окнами музея — ничего этого больше нет.

Мы стоим в густой траве — сочной и душистой. Можно сделать несколько шагов и войти в прохладный, темный лес. Только придется немного нагнуться — так тесно переплелись приземистые кусты.

... Пахнет солнцем и немножко земляникой... Таинственно мерцают колокольчики.

Вы, наверное, замечали: то видишь совсем ясно эти прозрачные, словно фарфоровые, чашечки, а то вдруг все сразу куда-то исчезли... Пригляделся — и снова они появились, замерцали в траве нежные, лиловато-синие капельки.

Особенно хороши ромашки — как их здесь много!

Но ведь ромашек-то никаких и нет. Нет и колокольчиков. Подойдите совсем близко к картине, присмотритесь — и вы увидите белые и лиловые мазки среди таких же, только зеленых мазков вместо травы. Вот все. И сколько бы вы ни вглядывались, вы не найдете ни одного вырисованного цветка, ни одной травинки или листика. Мазки... мазки... мазки...

Отошли подальше — и снова вернулось очарование. Снова на нас повеяло запахом нагретой травы, еле уловимым душноватым ароматом цветочной пыльцы...

И чем больше смотришь, тем сильнее охватывает какое-то странное волнение.

Нет, не просто луг на опушке леса изобразил на полотне художник. В эту маленькую картину он вложил кусочек своего сердца, сердца человека, беззаветно влюбленного в родную всем нам русскую природу.

Мы стоим, смотрим и думаем: «Это Левитан. Конечно же, это Левитан».

Летучая гряда облаков

Как много видят наши глаза! И природу, и людей, и произведения искусства... А еще они видят буквы, которые складываются в слова. Мы привыкли к этому и даже не задумываемся над тем, как удивительно — уметь читать.

Вот книга. Сколько таких — больших и маленьких — томиков на наших полках! Все они разные — и по виду, и по тому, что в них напечатано: тоненький сборник стихов любимого поэта и солидные тома Большой Советской Энциклопедии; яркая, нарядная книжка для дошколят и строгий, серьезный учебник химии или астрономии...

Но и те, и другие, и третьи — все они наши друзья, наши помощники, без которых уже невозможно представить себе жизнь.

Сейчас мы откроем небольшой томик стихов — один из десяти томов собрания сочинений...

Редеет облаков летучая гряда.

Звезда печальная вечерняя звезда!

Твой луч осеребрил увядшие равнины,

И дремлющий залив, и черных скал вершины.

... Пушкин. Произношу первую строчку: «Редеет облаков летучая гряда», — всего четыре слова, самых обыкновенных, самых простых и обыденных. Сколько раз мы их слышали, сколько раз произносили. Но когда гений Пушкина объединил эти четыре слова в поэтическую строку, мы словно услышали их впервые. Прежде всего нас поразила музыка самой строки — все поет, все дышит, все живет. И каждое из этих обычных слов вдруг стало по-особому волнующим, необыкновенным...

Облака. Не отсюда ли слово «обволакивать», — в него хочется завернуться, как в пушистую, мягкую шаль.

Летучие облака... Чувствуете, как льется, плывет в этих двух словах звук «л»?

А слово «редеет»? Думали ли мы когда-нибудь, что в этих двух «е» — реде-ет — скрыта такая мягкая раздумчивая плавность. Даже обычно рокочущий, раскатистый звук «р» здесь не мешает, не нарушает тихого движения этого удивительного слова.

Но вот рядом с этим плавным, текучим миром вспыхнуло, зазвенело нежным звоном слово «звезда». Вспыхнуло — и сразу же его звон притушило сумрачно тихое «печальная».

Каждое слово, каждый звук непостижимым образом меняются, словно слышишь их в первый раз, словно и не знал никогда, какое чудо — наш русский язык.

Почему же никто не восхищается?

Итак, скульптура, живопись, поэзия. Ну, а где же музыка?

Музыка? Переверните страницу и посмотрите, вот она...

Перед вами творение великого композитора. Произведение это известно многим из вас. Больше того, — для многих оно одно из самых любимых. Перед вами те самые аккорды рояля, по которым это произведение узнают даже самые не искушенные в музыке люди.

Ну что же? Почему же вы не восхищаетесь? Как может не потрясти, не привести в восторг эта великолепная, потрясающая и, право же, очень знакомая музыка?

Но сколько бы я вас ни уговаривала, сколько бы ни убеждала, какие бы сильнейшие доводы ни приводила, вы останетесь равнодушными к этому листку нотной бумаги, исписанному точечками нот, даже в том случае, если я вам скажу, что это Первый концерт для фортепьяно с оркестром Чайковского. В таком виде он вас не взволнует.

Почему же так получается?

Для того, чтобы разобраться в этом как следует, вернемся к портрету Нефертити, картине Левитана и стихотворению Пушкина.

Три тысячи лет назад египетский скульптор Тутмес прикоснулся в последний раз своим резцом к кусочку кристаллического песчаника, потом отошел, посмотрел на свое творение и