Музыка и музыканты - Галина Яковлевна Левашева

Уф! Наконец-то кончилась пытка! Теперь можно слушать музыку. Этот небольшой кусочек, очевидно, записали до нашего появления в студии. Наверное, многие из вас слышат эту музыку в первый раз. Но я ее знаю и очень люблю. Это начало первой части Седьмой симфонии Шостаковича.

Мы с вами просто слушаем музыку, а музыканты и дирижер слушают сами себя. Ведь им нужно учесть все недостатки, чтобы не повторить их, когда придется (а придется обязательно, и сейчас же) играть еще раз все сначала.

Кстати, вас пора уже познакомить с человеком, голос которого вы слышали в студии.

Он называется «звукорежиссер». Во время записи он — самый главный. Слово его — закон. Сейчас он тоже внимательно слушает. Но только слышать он должен гораздо больше, чем мы с вами, и даже больше, чем исполнители.

Вам, очевидно, кажется, что оркестр играет стройно, слаженно, никто не фальшивит. Мне (поскольку я знаю эту музыку лучше, чем вы) удалось заметить несколько погрешностей: кое-где чуть разошелся оркестр, недостаточно выразительно играли скрипки.

Сами исполнители, конечно, отметили еще больше таких погрешностей. Они переговариваются с дирижером, что-то тихонько напевают — им музыкой легче объясняться, чем словами.

— А вторые скрипочки придется пересадить подальше, — говорит вдруг звукорежиссер, — они забивают первые.

Ах, вот почему мне не понравились скрипки! Сейчас я и вам это объясню.

Главная, основная мелодия скрипок была недостаточно слышна, потому что вторые, подчиненные, скрипки играли громче, чем нужно. Сама я, как видите, не догадалась, в чем дело, а звукорежиссер сразу услышал.

У дирижера на этот счет есть свое мнение.

— Зачем же пересаживаться? — говорит он. — Вторые скрипки просто могут играть тише и легче.

Кому, казалось бы, как не дирижеру, знать возможности своего оркестра!

Но звукорежиссер непреклонен.

— Мне этого будет недостаточно, — говорит он, и глава оркестра смиряется, а скрипачи в студии (они слышали весь разговор по динамику) начинают покорно переносить свои пульты и стулья туда, куда указывает придирчивый звукорежиссер.

А теперь взгляните-ка в оркестр. Видите, среди пультов то тут, то там возвышаются тонкие длинные шесты с металлическими сетчатыми коробочками наверху. Это микрофоны. Они передают звук из студии в аппаратную и на ленту магнитофона.

В симфоническом оркестре есть инструменты сильные и слабые по звучанию. Когда мы слушаем музыку на концерте, нам кажется, что инструменты не заглушают друг друга. Рассадка оркестра давно уже продумана, выверена, и оркестр звучит как нужно. Но микрофон — вещь куда более капризная, чем слух человека; и если поставить только один микрофон, то он будет воспринимать одни инструменты лучше, а другие хуже. То вдруг резко, заглушая всех, вылезет вперед труба, то пропадут куда-то альты, — словом, начнутся всякие неприятные сюрпризы.

Вот для того, чтобы этого не случилось, звукорежиссер и расставляет в оркестре несколько микрофонов. Дело это очень сложное, требующее не только большого умения и опыта, но и таланта. Каждый звукорежиссер ставит микрофоны по-разному.

Микрофоны имеют на операторском пульте свои регуляторы. Нужно, например, выделить скрипки — звукорежиссер поворачивает одну ручку; понадобилось усилить звучание деревянных духовых — и он поворачивает другую. Дирижер управляет музыкантами, а звукорежиссер — звуками.

Оркестр играет, магнитофон записывает все это на пленку, а звукорежиссер то одну ручку повернет, то другую... то включит один микрофон, то другой... так и колдует над звуками.

Все эти сложности, хитрости, чудеса совершаются для того, чтобы как можно лучше прозвучали симфонии Чайковского и Шостаковича, романсы Рахманинова, песни Дунаевского, оперы и кантаты, квартеты и трио, — словом, чтобы музыка была такой, какой хотел бы ее слышать сам композитор.

Для этого снова, уже в который раз, маленький барабанчик выстукивает ритмическую фигурку и магнитофон покорно записывает все повторы; для этого переставляются микрофоны, пересаживаются музыканты, спорят дирижер со звукорежиссером.

Слово «дубль» буквально означает «двойной», но здесь, в аппаратной, можно услышать: «третий дубль», «четвертый дубль». Каждый новый повтор называют «дублем». Звучит немного смешно, но что поделаешь, зато удобно. Сами же подтрунивают над собой, однако делают и больше. Впереди еще три части симфонии, а во время прослушивания последнего дубля все еще возникают споры, все еще есть недовольные.

Первыми теряют терпение звукооператоры:

— Давайте писать дальше. Материала достаточно, есть из чего выбирать.

Непонятно. Что выбирать? Из чего?

Оказывается, выбирать хорошие куски музыки из сделанных дублей. Все равно непонятно? Звукооператоры пожимают плечами — обыкновенный монтаж.

Слово «монтаж» — понятное слово. Монтировать — значит собирать целое из отдельных готовых частей. Монтируют здания, станки, турбины, а вот теперь, оказывается, что музыку тоже можно монтировать.

Как известно, почти в каждом ремесле, в каждом деле человеческим рукам нужны помощники — инструменты. Нужны они и при монтаже. Какие же?

И тут мне вспоминается рассказ Чехова «Мальчики».

«...Мамаша вбегала в детскую с очень озабоченным лицом и спрашивала:

— Кто взял мои ножницы? Опять ты, Иван Николаич, взял мои ножницы?

— Господи, боже мой, даже ножниц не дают! — отвечал плачущим голосом Иван Николаевич и, откинувшись на спинку стула, принимал позу оскорбленного человека...»

Так вот. Совершенно такие же разговоры (ну, разве что без «господа бога») можно услышать по многу раз на дню в магнитофонном цехе, потому что ножницы — главный и незаменимый инструмент при монтаже. Да-да, самые обыкновенные ножницы и клей. Ножницами пленку разрезают, а клеем склеивают обратно. Что, опять неясно? Ну, тогда слушайте.

В кабину принесли коробки с дублями. Звукооператор и звукорежиссер еще раз внимательно прослушивают записанное.

В первой записи хорошее начало, а середина звучит лучше во втором дубле... Так, понятно. Ставят снова первую запись и включают магнитофон. В каком-то месте (в каком — это уже установлено при прослушивании) магнитофон остановят и перережут ножницами пленку, чтобы потом приклеить к ней другую, отрезанную от второго дубля.

Затем на другом магнитофоне прослушивают дубль, вырезают тот кусок пленки, который нужен, и приклеивают к первому куску. Не всегда можно это сделать. Иногда приходится еще раз записывать все с самого начала. И так бывает.

... Слушают дальше, и вот снова какой-то лишний шумок, как будто кашель. Ну да! Так и есть!

— Повезло, — говорит звукорежиссер, — на конце закашляли.

Это значит, что кашель раздался в конце музыкальной темы. Можно его вырезать, музыка от этого не пострадает.

Тут уж сам звукорежиссер берется за дело. Он останавливает магнитофон и