Путь Абая. Книга III - Мухтар Омарханович Ауэзов

В юрте Еркежан кроме нее находились и другие женщины, рядом с ними сидела зеленая молодежь - Пакизат, Аубакир.

Магаш, сидевший рядом с отцом, подал знак атшабару: «можешь говорить», после чего Бегдалы сказал:

- Абай-ага, аким велел передать послание прямо в уши вам, без посторонних.

Абай молча накинул чапан, надел шапочку из белого каракуля и вышел из юрты. Отошли в сторонку, присели на землю, Абай молча уставил на атшабара черные большие глаза.

- Абай-ага, Шаке наказывал мне особо сказать про бумагу, в которой приглашение вам в канцелярию уездного акима. Было еще и отдельное письмо волостному, в котором ему и толмачу приказано «обеспечить явку» Абаю-ага в город и «проследить за этим». Шаке велел передать: «Поскольку на Абая есть жалобы в контору уездного главы, то мне думается, что усы сановника обернуты в сторону жалобщиков»...

Когда Бегдалы закончил говорить, Абай, все так же молча, поднялся с места и ушел в дом. Бегдалы остался на месте - в большом недоумении: «Ни единого слова не сказал! Или за многие годы успел так притереться к городскому начальнику, что тот уже ему не указ... Или просто со мной не хочет говорить?»

К тому времени как Абай вернулся в юрту, Абиш успел уже просмотреть всю почту, все казенные бумаги, как ему и поручил отец. Сын доложил ему:

- Есть бумага от Семипалатинского уездного начальника. Остальное - письма. Одно из них - от Федора Ивановича. Еще одно его письмо - для меня.

Услышав о письме Павлова, Абай посветлел лицом, улыбнулся. Но, вспомнив переданные ему атшабаром слова волостного Шаке, решил сначала прочитать послание от уездной канцелярии. Попросил Абиша, чтобы он прочел, тут же переводя на казахский язык. Чтобы не привлекать внимания домочадцев, Абиш подсел поближе к отцу и вполголоса прочитал ему письмо на ухо.

Уездный начальник пожелал в очном допросе получить от Ибрагима Кунанбаева ответы в связи с некоторыми последними обстоятельствами. Именно этого требовала и канцелярия губернатора. Кроме того, напоминалось Абаю, что он признан виновником за срыв сборов по недоимкам. Это уже было из прошлого года: три раза Абай вызывался в город к уездному главе на допросы. Было заведено следственное дело. Теперь дело было передано в ведомство самого «жандарала» - и через уездного начальника предписывалось Абаю явиться в Семипалатинскую канцелярию генерал-губернатора. Еще в прошлом году знакомый чиновник предупреждал Абая, что его дело затребовано в Омск в генерал-губернаторский корпус.

Пятого сентября на ярмарке в Карамоле состоится чрезвычайный съезд с участием Семипалатинского, Усть-Каменогорского, Зайсанского уездов. «Кунанбаев обязан туда явиться, отказ невозможен».

Федор Иванович писал, что ему стало известно: на Абая подано очень много жалоб. Сам Павлов побывал, по своим научным интересам, в нескольких уездах по Иртышу, вернувшись из поездки, узнал о жалобах на Абая. Говоря о них, Павлов писал: «Мне представляется, что степные сутяжники и губернские чинуши хотят получить от вас, вместо священной жертвы Аполлону, - хорошую взятку! Но я хочу посоветовать вам, какое приглашение - от чиновника любого ранга - ни последует вам, не уклоняйтесь! Явитесь сами, говорите открыто и смело, как вам это свойственно. Уверяю вас: ваш авторитет среди людей степи очень высок. В этом я убедился, встречаясь с вашими соплеменниками в Зайсанском, Усть-Каменогорском уездах. Признаюсь, это меня весьма порадовало, и польстило... Народ ваш - с вами. При жизни нет памятника превыше этого. Ну а насчет всего остального, - мы с вами, кажется, хорошо понимаем, что жизнь - это вечное противостояние, борьба.»

Прослушав письмо, которое прочитал ему Абиш, Абай испытал необычайное воодушевление и радость. Он словно пробудился от спячки, в продолжение которой неимоверная тяжесть кошмаров угнетала его, лишая его всякой радости жизни.

Павлов словно крепко поддержал его под локоть, - как в прошлом, - своим светлым чувством искренней дружбы, своими смелыми, умными мыслями. Его философия, высокий, мудрый взгляд на жизнь - все это, кажется, способно победить любое злое, все нехорошее в этой жизни. Дружба такого человека помогает подняться над подлостью, низостью, скверной окружающей действительности - и смотреть на все свысока. И эта дружба сейчас, в пору тяжкой душевной угнетенности, осветила душу Абая ярким светом надежды!

Абиш зачитал и письмо Павлова, адресованное ему. В нем Федор Иванович писал о последних изменениях в своей жизни. Рухнула, наконец, разделявшая его и невесту Сашу стена, возведенная надзорными органами жандармерии: после многих лет запрета им разрешили жениться. Саша была сослана в одно и то же время с Федором Ивановичем из того же Харьковского университета. Пройдя через ужас тюрьмы и через все лишения каторжной жизни, Саша осталась стойкой революционеркой, не пала духом, в испытаниях еще больше окрепла.

Находясь уже в ссылке, в Тобольске, они подружились, полюбили друг друга. В дальнейшем Павлов, прошедший уже через две ссылки в Сибирь, подвергался еще нескольким пересылкам.

И сейчас, в степи, в среде степной молодежи, отзывчивой на все хорошее, звучал пространный рассказ Абиша о любви двух русских ссыльных, о преодолении самых горестных, тяжких преград - ради того, чтобы любовь устояла и влюбленные могли, наконец, соединиться. Все оказалось пустяками, рассыпалось в прах перед силой этой любви, - рассказывал Абиш братьям и друзьям, в назидание им - и как пример стойкости духа этого замечательного русского человека.

Магаш был удивлен:

- Может ли быть два наказания за одно преступление? За что Федора Ивановича сослали второй раз?

- После убийства царя Александра Второго на трон возвели Александра Третьего. Потребовали, чтобы все верноподданные нового царя принесли ему присягу. Павлов тогда отбывал первую ссылку, и ему тоже полагалось принести присягу, но он отказался. Зачем, мол: я человек несвободный, молодость моя прошла в царской неволе, к тому же новый царь не освободил меня. Почему я должен давать присягу, если новый царь точно такой же, как и прежний? Вот после этого Федора Ивановича второй раз и сослали...

- Апырай! Чего же он, бедняга, говорил так неосторожно.

- Нет, он сказал то, что хотел сказать. Не многие значительные русские люди тогда посмели отказываться от присяги. Но был такой хороший писатель - Короленко, который отказался, за что и был отправлен в Сибирь. Павлова из Тобольска переслали в Омск, оттуда - в Семипалатинск. Невеста Саша оставалась в Тобольске. Ей не разрешили быть вместе с ним, царская власть