Путь Абая. Книга III - Мухтар Омарханович Ауэзов

горем душа. Но все равно - между ним и супругой не остывал невидимый жар души. И, словно во время уразы, - набравшись великого терпения, они лишь взглядами передавали супружескую нежность, добрым выражением лиц поддерживали друг друга. И чувства любви, преданности, нежного обожания, которые они сдерживали в траурные дни, не только не угасали в них, но, наоборот, вспыхивали еще более высоким пламенем.

Однако появилась какая-то щемящая, неизбывная тоска по далекому прошлому, когда Абая и Айгерим связывало с Оспа-ном молодое, горячее, безбрежное чувство братской любви... И эта неутешная тоска всецело одолевала Айгерим в последние дни, она лежала по ночам, в уединении своего дома, и сон бежал ее очей.

Она рано отпускала женскую прислугу, оставалась в юрте одна и рано укладывалась в постель. И вспоминала дни прошлых разлук, когда она так же лежала одна и думала о муже... А потом он приезжал - безмерно истосковавшийся по ней.

Теми разлуками проверялась их любовь, как испытывается истинная вера искушениями. И ту пору в их сердцах не было и тени сомнения друг о друге.

В соседних аулах старухи и болтливые абысын, жены старших родственников, начали судачить, строить всякие предположения о вдовах Оспана. Но, пожалуй, тема эта завладела жадным вниманием соседей не только в близлежащих аулах, - по всему тобыктинскому краю праздные старички и дряхлые сплетницы обсуждали ее.

По степному обывательскому представлению выходило: «Если у Оспана осталось три жены, то, в самый раз, братьев у него осталось тоже трое. Вот каждому из них и достанется по одной из этих жен. Тут никакого спора нет. Однако которая из жен какому из братьев достанется? Вот вопрос!» С приближением годового аса вопрос этот звучал все громче в тобыктин-ских аулах.

Эти досужие разговоры не могли не дойти до слуха Айге-рим. Однако она, с улыбкою на своем белом, полном, без единой морщины, еще молодом лице, пропускала такие разговоры мимо своих ушей, будто и не слышала их. Она по-прежнему не сомневалась в Абае. Ничто не могло бросить тень на их устоявшую в годах любовь.

Вот и сегодня вечером, когда она встретилась, наконец, с Абаем, ничего другого кроме огромного чувства радости, благодарности за ласковые слова и нежные объятия супруга не было у Айгерим. И ее ответное нежное слово «куним» - солнышко, было самым искренним выражением того, что она чувствовала: над нею словно взошло яркое солнце! И то, что он со словами «айналайын, жаным» прижал ее с особой бережностью к своей груди, словно ребенка, было для нее чем-то новым, - но еще более укрепляющим ее надежду и веру к нему.

После первого порывистого всплеска чувств, смывших с их сердец всю тоску разлуки, супруги успокоились и тихо повели разговоры о делах насущных.

- Айгерим, через некоторое время к нам пожалует молодежь. Я пригласил Магаша, Абиша и других из нашего круга. Хотим побыть одни, без чужих, поговорить в непринужденной обстановке. Ты сейчас пойди, светик мой, и распорядись, чтобы приготовились к встрече гостей. Пусть зарежут барана, принесут кумыс, поставят чай, - попросил Абай.

Айгерим уже засветила большую керосиновую лампу, поставила широкий стол перед мужем, усадила его на сложенное вдвое корпе, подложила две большие подушки ему под локти. После этого собралась выйти. Однако Абай задержал ее.

- Принеси мне книгу Лермонтова, - попросил он.

Эта зачитанная пухлая книга была для Айгерим привычной, как любая повседневная вещь домашнего обихода. Взяв ее из рук жены, Абай открыл на нужной странице и погрузился в чтение.

Молодежь вошла в дом оживленной толпой, сразу наполнив его бодрым шумом, веселыми шутками. С довольным видом, расположившись в ее кругу, Абай попил чаю, приняв чашку из рук Айгерим. В последние годы Абай старался ради здоровья как можно меньше употреблять жидкости. Так посоветовал ему Павлов: беречь сердце, не так много чаевничать, как это принято в степи у казахов.

Магаш с утра был озабочен вызовом Абая к уездному начальнику, хотел поговорить с отцом по этому поводу, но как-то все не выходило. Вот и сейчас, когда все пришли, полагая, что Абай хочет поговорить, посоветоваться с ними именно об этом, - разговор пошел совсем о другом. И начал его сам Абай.

- Вот, дорогие мои, хочу рассказать вам об одном послании, которое получил я утром. Принес его шабарман Есиркеп, отправляли Такежан и Исхак. Один из них, как вы знаете, мой старший брат, другой - младший. Так вот, договорившись между собой, они хотят теперь обработать меня с двух сторон, - сказав это, Абай замолк, будто осекся...

Среди молодых гостей был Какитай, сын Исхака. Но с детства он воспитывался в доме Абая, был ему как родной сын, поэтому на все дела и поступки Исхака, родного отца, Какитай смотрел глазами Абая-ага. И постоянно тревожился и опасался, как бы Исхак не сделал что-нибудь плохое для Абая. И сейчас Абай заметил, как напряглось и побледнело красивое лицо юноши. Успокаивающе глядя на него, Абай продолжил:

- После сшибки с жатаками, я думал, мне теперь надо ожидать от братьев только ругани да всяческих поношений. Однако я получил послание, достойное доброго внимания всех нас. Выношу его на всеобщее обсуждение, потому что дело касается всего нашего аула и каждого очага в нашем роду.

Такежан и Исхак говорят о желании провести ас по Оспану раньше, чем пройдет год...

- Е, чего они так торопятся? - с недовольством проговорил Магаш, которому хотелось быстрее вернуться к вопросу о вызове отца в город. - Год и так уже скоро пройдет.

Абай окинул спокойным взглядом сына, других и заговорил, обращаясь ко всем. Он объяснил, чем вызвано предложение его братьев.

Конец траурного года наступит в декабре, когда люди будут сидеть в своих тесных зимниках. Справить многолюдный ас в таких условиях невозможно. Да и какою будет зима, одному Богу известно, а ехать людям придется издалека. Сейчас, к концу лета, народ ничем особенным не занят, - можно провести ас дней через пятнадцать-двадцать. Если затянуть дольше со сроком - могут начаться осенние дожди, непролазная слякоть на дорогах. С водой-топливом будет туговато. И люди уже начнут разбредаться по своим зимникам. Так что есть основание подумать, чтобы провести годовую тризну по Оспану на три месяца раньше.

Абай закончил излагать дело, все присутствующие в доме призадумались. Хозяин терпеливо ждал ответа. Наконец, покряхтев, откашлявшись, заговорил первым Кокпай.

- Е, Абай-ага, по-моему, они дело предлагают. Называть можно «годовщина» или «поминки» - это ведь одно