Том 1. На рыбачьей тропе ; Снега над Россией ; Смотри и радуйся… ; В ожидании праздника ; Гармония стиля - Евгений Иванович Носов

потом разглядывали осколки в стекла, похожие на донышки от бутылки. Долговязый больше возился в реке. Он приносил воду в пузырьках, наносный песок и потом долго колдовал над своей добычей, разложив на плоском камне ящик с какими-то стекляшками и приборами.

— Идем по верному следу, — сказал волосатый, разглядывая на свет какую-то черную жижу на дне пузырька.

Старик сидел на корточках и, щурясь, тоже разглядывал пузырек. Какой-такой след увидел там этот человек? Никакого нету следа. Одна грязь.

— Скажи, ты ходил когда-нибудь вверх по Текелинке?

Старик с опаской покосился на угрюмый силуэт сфинкса и уклончиво ответил:

— Архар нет в ущелье. Зачем ходить?

— О, там такой зверь спрятался — почище твоего архара! Найдем — все люди заговорят о нем. Скажут: «Какого зверя выследил Избасар!» — Долговязый дружески хлопнул обескураженного охотника по коленке и весело громыхнул звонко-медным смешком.

Всю ночь Избасар беспокойно ворочался на вытертой медвежьей шкуре. А утром, когда отряд укладывал свое снаряжение, старик решился.

— Я знаю, что ты ищешь, — сказал он долговязому. — Я покажу дорогу.

Шли весь день. Вернее, весь день карабкались по скалам. В горах наступило время таянья снегов, и река грохотала в полную силу. Этот грохот, размноженный обрывистыми кручами, наполнял ущелье до самых краев и поглощал все остальные звуки, даже шум камней, осыпавшихся под ногами. Избасар шел впереди, находя старые, опробованные выступы и карнизы. У поворотов он останавливался и поджидал спутников, чтобы те видели, как он пройдет над опасным местом.

На ночлег остановились на узкой галечной россыпи, намытой рекой. Усталость валила с ног. Спали прямо на голых плоских булыжниках под неумолчный рев воды. Она бесновалась в нескольких шагах.

Проснулись от промозглой сырости. Над головой бледно голубела рассветная полоска неба. Но внизу было еще непроглядно, как на дне глубокого колодца. К полудню ущелье расширилось. Обрывистые скалы по сторонам реки сменились горбатыми увалами сравнительно спокойных очертаний. На их склонах темнели острые пирамиды тянь-шаньских елей. А за увалами, за темной каймой лесов, белели снежные короны главных хребтов. Они громоздились совсем рядом. От их обледенелых пиков веяло холодом вечных снегов. Где-то там, под толщей глетчеров, рождалась Текелинка, и этого тайного рождения реки еще не видел ни один человек. Но, глядя на запретные выси, человек во все времена испытывал смутный, неосознанный зов вершин.

— Черт возьми, — сказал долговязый, пристально ощупывая взглядом сощуренных глаз неприступные склоны исполинов и, очевидно, мысленно прокладывая туда дорогу. — Гляжу я на все это громадье, и так и хочется вскарабкаться на самую маковку. Посмотреть бы, что оттуда видно. Пожалуй, половину Китая. Честное слово, просто не верится, что где-то совсем рядом, за этим хребтом, лежит любопытная и загадочная страна.

Избасар повел отряд влево от реки по крутому склону увала. Через полчаса подъема среди каменных глыб и редкого ельника наконец открылась плоская широкая терраса. За ней снова громоздились скалы, разделенные глубокими расселинами Старый охотник, остановившись, долго вглядывался в подножья беспорядочно нагроможденных скал и наконец ткнул обломком пихты в черный провал пещеры.

— Здесь!

Вход в пещеру был полузавален обрушившимися камнями. Разведчики, сложив с себя снаряжение и запалив смолистые пихтовые сучья, поочередно протиснулись внутрь. Зыбкий красноватый отсвет факелов спугнул извечную темноту, и она заплясала, прячась за неровности и заползая в расселины. Пахнуло склепной сыростью и тяжелым, нагоняющим оторопь, запахом тлена. Разведчики осторожно пробирались вглубь, вытягивая перед собой горящие сучья. То и дело под ногами попадались темно-серые куски руды. Местами она сплошь покрывала землю. Было похоже, что кто-то уже пробовал добыть ее в недрах горы и, вынося наружу, просыпал по дороге.

Шли молча, внимательно осматривая каждую пядь. Неожиданно под ногами открылась черная глубина колодца. Три руки с горящими головешками потянулись к его широкому отверстию. Глаза напряглись, ощупывая едва освещенное дно.

И вдруг с чьих-то губ сорвался неуверенный шепот:

— Глядите, кажется, человек!

Глаза освоились со зловещим мраком ямы, и все трое, стискивая друг другу руки до хруста и боязливо вытягивая шеи, глядели вниз. Там, на обломках руды, тускло серел скелет. На раскинутых руках от одного запястья до другого через грудную клетку протянулась ржавая цепь кандалов. Кости правой руки сжимали рукоятку какого-то орудия, похожего на кирку.

Никто в эту минуту не мог сказать, когда погиб этот человек и сколько погибло.

Может быть, это пытались сделать еще древние китайцы, а может быть, другие люди других времен. Но они пришли в это суровое царство снежных вершин не хозяевами, а с цепями на руках. И горы поглотили их в толще своих богатств.

Надпись на стене

Возле хижины Избасара громоздились ящики и тюки, ветер трепал походные палатки, дымились костры, в долине бродили стреноженные вьючные лошади. Перепуганные архары покинули свои обжитые места. Старик возвращался с охоты с пустыми руками. Но Избасар медлил оставлять урочище. Новая жизнь долины чем-то удерживала его.

По вечерам старик кипятил полный казан черного, как нефть, чая, вытаскивал из хижины шкуры, расстилал их у костра и поджидал гостей. На огонек постепенно собиралась шумная компания: горноразведчики, проектировщики, взрывники, инженеры, дорожные и строительные рабочие. Казан с чаем быстро вычерпывали котелки, жестяные кружки, азиатские пиалы. Загорались жаркие споры, сыпались колючие шутки. Бивуачная жизнь, окруженная дикой горной природой, и размах предстоящего дела поддерживали в этих самых разных по характеру людях, съехавшихся сюда со всех концов страны, какую-то общую неугасающую возбужденность.

Иногда приходил, если случалось, что он оказывался в лагере, а не пропадал, как всегда, в горах, старый приятель Избасара Олег Александрович — тот самый долговязый геолог, с которым Избасар когда-то пробирался к пещере в верховьях Текелинки. Это был удивительно непоседливый человек. Его длинные ноги и огромные павианьи ручищи, наверное, вызвавшие бы тайные смешки в гостиных уютных столичных квартир, здесь, в горах, оказались подходящими инструментами. За эти месяцы лагерной жизни в долине геолог облазил все окрестные кручи и пропасти. Он возвращался, пошатываясь под тяжестью рюкзака. Собранные образцы пород складывались в палатке под двойную войлочную кошму, на которой спал геолог.

В ненастные дни Олег Александрович замуровывался в палатке, перебирал образцы пород и заносил их номера на геологическую карту. Или, поглядывая сквозь дымок своей трубки на разложенные перед ним пестрые камни, что-то писал в толстой клеенчатой тетрадке. В эти часы через брезент палатки прорывался его густой, рокочущий бас. Он напевал свою любимую:

До самой далекой планеты

Не так уж, друзья, далеко.

Подсаживаясь к огню и распаляя углем черную свистящую