Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

Непонятно, странно повели себя представители многочисленного сословия средних торговцев, таких как Есберген, То-лепбек, Карипжан. Обычно они были в полной зависимости от хозяев домов с железными зелеными крышами, баев и байбаш-ты города, ибо ежегодно брали у них кредит - где-то в начале января. По поводу выбора муфтия у них должно было быть одно мнение - такое же, как у богатых баев-кредиторов, перед воротами которых всякая мелкота, вроде Есбергена, топталась смиренно, ожидая подачки.

Но вот пришел к Абаю и Есберген. Встречаясь со множеством людей на караванных дорогах, на постоялых дворах, он узнал, что у торговцев с «короткими руками», таких же, как и сам Ес-берген, составилось мнение: «не надо следовать за крупными баями, байбашты».

- Зачем нам это? - шептались они меж собой. - У баев и мулл общее мнение, но они и сидят за общим дастарханом. Мы же обязаны следовать за теми, которых большинство. У нас торговля с ними связана. И наше мнение насчет муфтия должно быть такое, как у большинства народа, а не как у баев и хазретов.

Правда, были среди мелких и средних торговцев и другие, подпадающие в разряд доверенных малаев от денежных тузов Семея. Эти доверенные и знать ничего не хотели о тех, которые намерены держаться иного мнения, чем их баи-байбашты. Ибо эти торговцы могли получать от своих благодетелей кредиты в размере от тысячи до пяти тысяч рублей. Таких, правда, было не так уж много, и они успели построить дома под тесовыми крышами - Конырбай, Кодыга и другие.

Приблизилось время, когда все мусульманское общество Семипалатинска - и правого берега, и левого, а также многочисленных аулов и поселений жатаков в округе - должно было высказать свое мнение о мусульманском единении вокруг верховного муфтия.

Но к наступлению решительного дня вдруг для хазретов, ишанов, мулл, каратаяков и городских мырз, жаждущих мусульманского сплочения, выяснилось одно неприятнейшее обстоятельство: почти не было «приговоров» от населения, желающего иметь муфтия! От многих тысяч жителей казахских и татарских махалла поступило прошений лишь с несколькими сотнями подписей! Раздосадованные, встревоженные хазреты, халфе разослали своих людей, чтобы они обошли все махаллы города и пригорода, собирали вокруг себя на базарах верующих и призывали их поддержать избрание муфтия. В мечети созывались прихожане - специально по этому вопросу. Но, к великой досаде мулл, люди почти совсем не шли туда, если не считать самых фанатичных верующих и нескольких дряхлых стариков, которые и так ежедневно обивали пороги храма божьего. Так называемый «народ махаллы», мелкие торговцы и странствующие караванщики, останавливавшиеся в городе, отнюдь не соизволили появиться в мечети.

А в многолюдных казахских махалла, в противоречие муллам, стал подниматься ропот: «Не желаем идти под муфтия! Пусть хазреты не навязывают нам свою волю!» И тогда богатые баи вместе с хазретами объявили созыв единого большого сбора правоверных мусульман. Местом схода назначили главную мечеть по эту сторону реки, которая была самой вместительной.

Абай на этот раз призывал всех идти на сход, оповестил об этом друзей, сторонников. Павлов, Сеит, Сеил, Бектогай и другие были предупреждены. Сам Абай также решил пойти в мечеть. В просторном помещении медресе поместилось несколько сотен человек. На полу были расстелены ковры, корпе. На почетном месте расположились хазреты Габдужаппар, Габдыразак, городские байбашта - Исхак, Салык, Сейсеке, хаджи Билеубай. В их ряду находились и хаджи Ашим, хазрет Ахметжан с того берега.

По обеим сторонам от почетного тора расположились ка-ратаяки в белых воротничках, некоторые были в чиновничьих мундирах с расшитыми воротниками, с позолоченными пуговицами, другие в цивильных сюртуках. Богатая казахская и татарская знать парилась в черных, зеленых и синих бархатных и суконных шубах с воротниками из горлового меха лисицы. Кое-где виднелись енотовые шубы, мехом наружу. На головах хазретов величественно покачивались чалмы.

Первое слово на этом сборе, представляющем «все мусульманское сообщество», принадлежало хазрету Ахметжану. Он постарался привести все высокие доводы в пользу идеи объединения мусульман вокруг верховного муфтия, используя в своем внушительном выступлении много арабских цитат из Корана, перемежая их казахскими крылатыми выражениями. Оратором он слыл великим, краснобаем непревзойденным.

Абай расположился где-то в средних рядах длинного учебного зала медресе, сидел в окружении своих людей, среди которых были Бектогай, Сеит, Абен, Есберген. Рядом сидели Кали, Серке и другие. Все они шепотом переговаривались между собой, терпеливо слушали ораторов и ожидали только выступления Абая.

После Ахметжана говорил татарский байбашта Исхак. За ним выступил бай Сейсеке, и хотя он, не имея высокой учености, не мог ничего сказать по-арабски, - вполне ясно выразил на казахском мнение всей верхушки собрания: «Желания наши - общие! Да исполнятся они! Эй, казахи! Мы нуждаемся в муфтии!»

Абай увидел среди восседающих на торе молодого человека знатного происхождения, по фамилии Сакпаев, который учился в Санкт-Петербурге на юриста. Рядом сидел Нуржанов, чиновник, рослый и упитанный, с внушительным, надменным выражением на своем рябоватом темном лице.

Абай слышал, что во главе самой высокой и значительной группы чиновных и образованных казахов города стоял торе Азимкан Жабайканов. Абаю часто приходилось слышать об этом человеке, но увидеть его так и не пришлось. И вот, восседали перед народом чиновные казахи - Сарманов, Данияр, Самалбек, Нуржанов... Обведя всех их внимательным взглядом, Абай так и не заметил никого, кто мог быть этим известным торе. Бектогай, хорошо знавший Азимкана, сообщил Абаю, что тот отсутствует, - уехал накануне в Петербург, выразив перед этим уверенность, что казахское общество придет к единому мнению о необходимости выбора верховного муфтия. Абая это известие несколько огорчило, ибо ему непременно хотелось встретиться и открыто сойтись в словесном поединке с этим человеком, который являлся, по всей видимости, одним из главных вдохновителей идеи подчинения всех мусульман власти муфтия.

Люди выслушали всех, кто ратовал за него. Завершил их выступления Сакип Сакпаев, будущий адвокат. Однако, несмотря на такую славную будущность, Сакпаев оказался весьма неважным оратором. Говорил он косноязычно, торопливо и небрежно пробрасывая слова, и делал при этом какие-то несуразные гримасы и движения руками: время от времени зажимал пальцами левой руки ноздри своего мясистого носа, выпучивал глаза, нелепо шевелил толстыми усами. Однако в напористости и самоуверенности ему нельзя было отказать, хотя в его скоропалительной речи не было не только связности, но и какого-нибудь внятного смысла. Говорил что попало. Похоже было, что мусульманской грамоте не