Путь Абая. Книга первая - Мухтар Омарханович Ауэзов

в душе поведение отца, все чаще стал встречаться с людьми, которых тот обидел. И в откровенных разговорах с ними постепенно глубже понимал не только нрав и характер сурового отца, но и суть обид и тех страданий, на которые обрекал их Кунанбай.

Несмотря на то, что Жиренше, Ербол и Асылбек были на два-три года старше него, они во всем доверялись Абаю. Джигиты сейчас откровенно делились с ним всем тем горестным и печальным, что слышали из уст аксакалов в родных аулах.

Один Базаралы не обсуждал эти темы, даже не участвовал в подобных разговорах. Он жаловаться не хотел - Базаралы прямо и жестко обвинял одного Кунанбая. Он видел, что Ку-нанбай принимает у себя, ради спасения от джута, только те аулы, которые смогли пригнать в Иргизбай достаточно скота. А прочих - малоимущих, безымянных, растерянных, которых он и за людей не считал, властительный бай без всякой помощи прогонял - вместе с их жалким отощавшим скотом - дальше в степь, неизвестно куда.

Но до последней минуты Базаралы не хотел высказывать своих гневных мыслей, исподволь накопившихся в его душе. Услышав же от Абая его недавние слова, он решился на откровенность.

- Вот, они говорят - народ, народ. А где он, этот бедный народ? Для них он только подразумевается, а на самом деле нет его. Он появляется только тогда, когда при раздорах кому-то надо помахать соилами. И не учитывается, когда надо делить добычу. Тут народ остается ни с чем. О нем тут же забывают, так было всегда... А сегодня, когда народ оказался на краю гибели, кому из тех славных вождей, которым он когда-то понадобился, придет на ум проявить к народу жалость и сочувствие? Ладно, увидим завтра. Посмотрим, проснется ли хоть у кого-нибудь совесть, поспешит ли кто на помощь?

Абай был поражен словами Базаралы, наполненными глубоким сочувствием к простым людям и столь отличными от всего, что он слышал раньше. Для Абая, знавшего про Базаралы, что это человек одинокого образа жизни, было неожиданным услышать от него такие слова. Мощный, богатырского облика джигит, красавец, певец-сэре, известный балагур и краснобай, База-ралы, по мнению степенных аксакалов, был просто неуемный озорник, повеса и задира. Мало кто воспринимал всерьез этого одинокого, дерзкого на язык степного певца. И только сейчас Абай воочию убедился, что перед ним вовсе не такой человек, каким его рисует молва.

Молодым джигитам, вникающим в заботы людские и душевно переживающим народную беду, Базаралы решился сказать:

- Если ты настоящий джигит, и у тебя есть мужество и воля, то пойди и заступись за этих обездоленных, растерянно бредущих дорогами беды. Пока есть скот, достаток, живи себе во благо. И в обычное время, если ты никому не протягивал руку помощи, бог с тобой. Но в нынешнее тяжкое время всем надо поделиться излишками, если они имеются. И пусть те, которые имеют, выделят пастбища для тех, кто нуждается. Дадут прибежище в своих зимниках тем многочисленным бедолагам, которые замерзают в степи. Поделятся с ними своим нажитым добром. Для кого должны быть опорой владетели Кунеке, Байсал, Байдалы, Суюндик и остальные баи, и весь богатый род Иргизбай? А если, не дай бог, эти остальные вдруг окажутся с одними пустыми поводьями в руках и побредут по дорогам, гонимые страшным голодом, то никому не сдобровать, никого они не оставят в покое. У имущих растащат все их добро. А если и оставят их в покое, а сами, словно голодные перепуганные зайцы, разбегутся по всей степи, разве это будет народ? Но я думаю, что он не разбредется столь жалким образом. Если все равно пропадать - то народ не уйдет просто так. Он все разметет на своем пути.

Эти слова тяжело легли на сердце слушателей. Все призадумались, в душе соглашаясь с Базаралы. Один только Асылбек счел неуместными его рассуждления.

- Е, разве джут испокон веков не являлся великой бедой для казаха, живущего в войлочной юрте? Что, разве джут пришел к нам по вине каких-то нынешних людей? Не прав ты, перегибающий палку в одну сторону. Не очень-то справедливо так говорить...

У Базаралы не было желания вступать с ним в спор. Душевный протест и гнев все еще переполняли его душу. Он посмотрел на Асылбека тяжелым взглядом, словно говорившим: «С тобою все ясно. Ты же сын скользкого Суюндика, во всем видящего невыгоду для себя». Выслушав Асылбека, он лишь небрежно кивнул головой.

К завершению этого трудного разговора дверь вдруг открылась, и с буранной мглы ступили в юрту три заснеженные фигуры путников. Снег был на лицах, на бровях, усы и бороды заиндевели, обросли сосульками. У джигита, вошедшего самым первым, даже ресницы мохнатились инеем; мерлушковый малахай и старая шуба этого рослого человека были забросаны снегом.

Пришли Даркембай из рода Бокенши и два его соседа из бедного аула. Абай узнал Даркембая и предложил гостям раздеться, пройти и присесть. Но они спешили, даже раздеваться не стали.

Даркембай был тот самый человек, который направил заряженное ружье на Кунанбая и хотел стрелять в него. Это было во время захвата Токпамбета, когда высекли плетьми Божея. После того события о попытке Даркембая стало широко известно по всему Тобыкты и, разумеется, в окружении Кунанбая. Соответственно, все иргизбаи с тех пор видели в нем лютого недруга и досаждали ему, как только могли.

После взаимных приветствий и вежливых вопросов о делах, о здоровье, Абай спросил, что его привело сюда. Даркембай не стал медлить.

- Айналайын, голубчик Абай, наслышан я, что ты человек добрый и в отношении родичей внимательный. Потому и пришел я... Но будь ты таким, как твой брат Такежан, я бы не пришел. Так вот, я попал в тяжелое положение. Вместе с этими моими соседями мы держали всего двадцать - тридцать овец. Но сейчас и эту скотину не можем содержать, вот и пришли сюда, промерзшие до костей. На наших землях не осталось ни травинки, а весна задержалась. Овцы стали гибнуть. Сегодня, пока дошли до Мусакула, замерзли пять овечек! - остылым голосом рассказывал Даркембай.

- Даркембай-ага, почему вы не пошли на Чингиз, а пошли сюда? Там ведь можно укрыться в горах, - удивленно спрашивал Асылбек.

- Ойбай-ау! Какое там на Чингиз! Буран же идет как раз оттуда, с Чингиза! Да разве наши ослабевшие овцы могут идти против ветра? К тому же какая страшная даль туда! А Мусакул и Жидебай поближе, к тому же с подветренней стороны. Если хозяева позволят, пастбища на