Путь Абая. Книга первая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Мусакуле, Жидебае и Бараке могут дать прокорм и не для такого количества овец. Разве не так? Чтобы не дать околеть скоту, я готов снег выгребать руками! И заросли чия смогут кое-как укрыть овечек от бурана. Вот я и пришел просить, полагаясь на вас, - закончил Даркембай.

Абай сразу все понял, ни о чем не стал переспрашивать.

- Правильно решили! - сказал он. - Пасите себе на здоровье. Ни о чем не беспокойтесь.

- Рад это слышать, голубчик, спасибо! Но сегодня вечером, когда мы еле добрались до Мусакула, навстречу нам выехал Такежан и стал гнать обратно! Рядом с ним был этот злодей Жу-магул. Камчу занес над нашими головами! Конем стал теснить. Неужели мне суждено потерять все нажитое, стать нищим? Пришел к тебе с тем, чтобы ты - хотя бы ты! - не остался в стороне, глядя на то, как родственники твои летят в бездну!

Абай жестом прервал Даркембая. Быстро приняв решение, повернулся к Ерболу.

- Оденься потеплее, садись на коня. А вы, Даркембай-ага, идите с ним. Возьмите у нас еды. Дильда, вставай! - крикнул он жене.

Абай дал ей распоряжение:

- Приготовь побольше мяса и другой еды, эти люди проголодались.

Дильда тотчас встала, быстро пошла из дома к кладовой.

Через Ербола Абай отправил послание брату Такежану: «Пусть не прогоняет. Они не зарятся на его добро. Пусть выделит пастбище для такого незначительного стада. И пусть угомонит Жумагула!» Ербол, быстро одевшись, вместе с Даркембаем и его спутниками отправился в путь.

В этом году Такежан зимовал на Мусакуле. Женившись раньше Абая, он в том же году взял свою долю наследства и отделился. Став хозяином, он начал проявлять большую жадность к собственности, ревностно оберегал свои земли. Соседние пастухи удивленно поговаривали, наблюдая за ним: «Надо же, он сгоняет со своих пастбищ даже скотину из стада матерей, ненароком попавшую к нему!» Абай, услышав об этом, почувствовал жгучий стыд за поведение брата.

Ушедший в ночь, в буран, Ербол вскоре вернулся, весь облепленный снегом, переполненный гневом. Его коротенькая жесткая бородка была пробита инеем и казалась седой, отчего Ербол выглядел постаревшим. Крутые скулы его покраснели, желваки на них так и ходили. Его серые, быстрые глаза метали искры, загораясь яростью и возмущением.

Не успев развязать наушники тымака, Ербол опустился на одно колено и, стряхивая снег с бороды, начал говорить возмущенно:

- Нет, лучше надеяться на милость самого создателя, чем на помощь этого Такежана! Опять погнал Жумагула, приказав ему не пускать никого пасти скот на Мусакуле, Жидебае и Бараке. При мне велел Жумагулу: «Избей как следует и прогони прочь этого Даркембая!» И этот Жумагул, богом проклятый, помчался со мной наперегонки, стал рьяно исполнять приказание хозяина, размахивать соилом, разгоняя овец Даркембая!

- А Даркембай? Что же теперь ему делать?

- Куда он пойдет среди ночи, в такой буран?

- Лучше погибнуть ему от руки Жумагула, чем выходить в степь!

Так зашумели молодые джигиты, бывшие в доме Абая, страшно разгневанные сообщением Ербола. Он присовокупил к своему рассказу еще одно свое возмущение:

- Нет хуже кровопийцы, чем этот пес Жумагул! Наверное, безбожник так и был создан для собачьей службы атшабаром! Когда я сказал ему: «Ей, ты бы угомонился до утра, дал бы бедным людям хотя бы немного передохнуть», - так он с такой руганью набросился на меня! Чего только не наговорил мне, ойбай! - с растерянным видом закончил Ербол.

Ербол не стал передавать все, что он услышал у Такежана. Тот высказал много нелестных слов про младшего брата. А Жу-магул даже пытался наброситься с кулаками на Ербола. Однако могучий Даркембай не дал, яростно кинулся на атшабара с криком: «А ну-ка, убери руки! Иначе кто-то из нас сейчас умоется кровью!» - и оттеснил его от Ербола. А он и об этом не рассказал Абаю. Ербол не хотел, чтобы о нем говорили: «Вот, человек, разжигающий вражду между родными братьями». Никогда не любивший брань, ругань, скандалы, Ербол в подобных случаях проявлял сдержанность. Не желая Абая ввязывать в неблаговидный скандал, Ербол предпочитал молчание, с нанесенными ему обидами справлялся сам. И если впоследствии, узнав обо всем, Абай обращался к нему с упреками - «почему не сказал мне» - Ербол опять молчал.

Но на этот раз Абай заметил на лице друга следы сильнейшего гнева, столь несвойственного для Ербола. Но, хорошо зная его, Абай не стал допытываться, что случилось. Догадался сам: за всем этим лежит что-то тяжелое, нехорошее. Абай вдруг начал бледнеть, лицо его стало серым. Упорно глядя на Ербола немигающими глазами, но ничего не спрашивая, он вдруг резко вскочил на ноги. Базаралы и Асылбек, не постигая намерений Абая, растерянно смотрели на него.

- Вставай, Ербол! Поедешь со мной,- сказал он и стал поспешно одеваться. Надел короткий полушубок, туго подпоясался, взял в руку камчу и, быстро открыв дверь, выбежал в буранную мглу. Ербол последовал за ним.

Укрываясь от ветра за высокой глиняной стенкой, под седлами стояли две лошади, жались друг к дружке. Абай отвязал свою серую лошадь, отрывисто бросил другу:

- Не отставай! - и сам ловко запрыгнул в седло.

Абай стегнул коня, с места взял в карьер и вылетел за раскрытые ворота в бушующие волны бурана. Ербол поскакал за ним.

Жумагул сбил в одну кучу всю небольшую отару овец Дар-кембая и его соседей и теперь яростно настегивал их плетью, прогоняя с пастбища. Но продрогшие до костей, голодные, обессилевшие животные не хотели идти, стадо кружилось на месте и сбивалось еще теснее. Разъяренный Жумагул костерил их, грязно матерился, ругал Даркембая. Двух его спутников, которые безмолвно жались в стороне среди сугробов, атшабар словно и не замечал, они для него не существовали.

Несколько вконец измученных овец, выбившись из сил, бегая под плетями преследователя, упали на землю, уткнулись мордами в снег. Даркембай с яростным рычанием кинулся вперед, чтобы отбросить от них Жумагула. Но изворотливый атшабар не давался, ловко кружась на коне около пешего Даркембая. Отскочил на другую сторону отары, носился взад-вперед и, наезжая на испуганных овец, стал ударами коленей своей лошади опрокидывать на снег непроворных беременных овец. Если несчастные животные могли бы молить о спасении, то они бы просили бы только о скорой смерти.

Злобный Жумагул не унимался. С того времени как Майбасар потерял должность старшины, лишился бляхи атшабара и Жу-магул. Сразу он потерял весь свой дурной пыл и задор, словно выхолощенный жеребец. «Жумагулу тяжко без нападений,