Барнабо с Гор - Дино Буццати

– Ну я же говорил, что они примут тебя.

– Я пришел попрощаться перед дорогой.

– О, да мы еще увидимся. До ноября точно увидимся. Я приеду сюда по делам.

Барнабо понимает, что ему хочется сказать другу столько всего. Но сейчас не время. Он пожимает Бертону руку и кивает ему с легкой улыбкой.

19

Барнабо ничуть не изумлен, видя горы вблизи. Он цепко вглядывается в шершавые, выщербленные отвесные склоны, проводит ладонью по еловой коре, с наслаждением вслушивается в родные звуки. В сущности, ничего не изменилось.

Барнабо поднимается по заросшей тропе, уткнувшись взглядом под ноги, словно он привык проделывать этот путь изо дня в день. Ему кажется, он с незапамятных времен знает каждый уголок леса. Знает эти ветви, которые не спеша растут, коротая свой долгий век, а потом иссыхают и, отломившись, падают на лиственный ковер; он знает этих птиц, и их песни, и поступь человека, которого иногда можно здесь встретить. Под выбеленными скалами всегда так.

Вот и Дом Марденов. Он еще больше обветшал. Там, на поляне, когда-то давно они увидели утром Джованни Дель Колле, убитого из ружья. Его аккордеон оказался чуть поодаль, весь отсыревший от росы. Из ствола дерева еще торчит колышек, на который Барнабо повесил его шляпу в то утро.

Барнабо шагает по тропинке. Неожиданно лес заканчивается, и впереди вырастают гладкие каменистые склоны, которые, взяв разбег, устремляются ввысь. Потом открывается бурое ущелье возле Пороховой горы – в нем скопились жар и молчание солнца. Выше красуется черный венец горных вершин, окутанный дымкой; по отвесным стенам тянутся длинные борозды.

В Новом доме все спокойно. Барнабо пришел туда днем, когда солнце стояло еще высоко. В комнатах было душно. Барнабо открыл окна; солнечный свет, отвыкший наведываться в этот дом, неуклюже вошел внутрь и лег, раскидав по комнатам угловатые тени. Все на своих местах, но слишком уж пусто в комнатах. Спальня с кроватями без простыней выглядит уныло. Барнабо сделает, как ему велели: застелет три или четыре кровати, ведь вполне может случиться так, что лесничие заглянут в дом и останутся тут на ночь. Кстати, Барнабо отныне должен называть их именно «лесничими», а не товарищами. Он вышел на поляну; день славный, конечно. Доведись ему в прежние времена оказаться здесь, посреди леса, одному, он бы наверняка испугался. А теперь Барнабо спокоен и, видя, что лес совсем не переменился – даже в тех особенных уголках, так хорошо ему знакомых, – чувствует себя свободно.

Опустилась вечерняя прохлада. Барнабо вернулся в дом и пошел в обшитую тесом гостиную первого этажа. Набирая дров, чтобы разжечь камин, он смотрит в окно на цепь гор в лучах заката и чувствует, как ночь медленно просачивается в комнаты; о чем-то жалуется ветер; вдалеке кукует кукушка.

Барнабо сел у огня. Еще шагая через лес, он надеялся наконец обрести в этом доме покой и зажить, как раньше. Но сейчас ему тревожно: он по-прежнему ждет чего-то – в точности так, как ждал все эти годы. Двадцать пятого сентября он сможет доказать, что кое-чего да стоит.

Барнабо легко приспособился к одинокой жизни. Кстати, каждый день по утрам и вечерам мимо его дома проходит долговязый лесоруб, который живет чуть выше Сан-Никола. Ему лет сорок, он добрый малый, хотя и не слишком разговорчив, трудится весь день не покладая рук. Барнабо даже из дома слышно, как стучит его топор. Вечером, когда лесоруб проходит мимо, Барнабо угощает его граппой, и они перебрасываются парой слов.

Иногда, когда над лесом пролетают стаи ворон (обычно они спускаются с Голой вершины и направляются к Сан-Никола), Барнабо свистит – протяжно и с переливами, как свистел, подзывая свою ворону. Кто знает, может быть, она все-таки не умерла и кружит над здешними краями. Но всякий раз вороньи стаи продолжают свой размашистый, чинный полет над черным лесом, то и дело раскатисто каркая.

В горах все по-прежнему, однако Барнабо чувствует себя здесь совсем не так, как раньше. Как он ни старается, даже в самые погожие дни ему не удается ощутить красоту раннего утра, которая была у него на ладони в те дни, когда он служил лесничим.

Солнце встает над Пороховой горой и закатывается за Зеленым хребтом. Дни – один другому под стать. По совету лесоруба Барнабо начал вырезать из дерева ложки, а иногда и фигурки – забавы ради. Потом, купив в Сан-Никола краски, он расписывал их. Этим ремеслом можно было бы и денег заработать.

Как-то утром Барнабо подстриг бороду, начистил ботинки и отправился за водой на родник, что был неподалеку; вернувшись домой, он выстирал белье, развесил его сушиться и позавтракал. Теперь он пытается наигрывать что-то на аккордеоне; между тем со стороны Пагоссы, осажденной черными тучами, доносятся раскаты грома. Падают дождевые капли, гулко стуча по оцинкованной крыше. Вдруг с тропы, что ведет из долины, долетают голоса. Это идет Баттиста Форниои, а с ним охотник, получивший разрешение промышлять в этой части леса. Крепкий человек лет сорока. Похоже, ему нравится здесь.

– Чу́дные места, – говорит он, – в самом деле чу́дные. Когда-нибудь я тоже попробую обосноваться тут.

Охотник ставит свое двуствольное ружье в угол комнаты и кладет сумку на стол. Форниои, как обычно, скуп на слова.

– Не покормите ли нас? – спрашивает охотник у Барнабо. – Сытным бульоном, например, а? Только сварите побыстрее, не мешкайте, если можно.

Сперва Барнабо не ответил ему и даже слегка побледнел.

– Что? Бульон? Сытный бульон? – глухо переспрашивает он чуть погодя. И чувствует на себе взгляд Форниои, не дающий никакой подсказки. Сквозь дверной проем он видит еловую чащу, которая неуклонно чернеет; слышится извечный речитатив кукушки, рассеянный по долине. Барнабо разворачивается к гостю и, опустив глаза, достает кастрюли и разжигает огонь в печи; на его губах улыбка.

Утром Барнабо пришлось встать в пять часов, чтобы сварить «господину» кофе. Вскоре охотник с Форниои уходят, взяв курс на Голую вершину. После грозы, что пришла накануне вечером, лес еще хмурый, но небо расчистилось. Барнабо берет свое ружье, запирает дверь дома и поднимается к скалам.

Утро сегодня точь-в-точь такое, как в день их с Бертоном первой вылазки, когда они отправились к неизведанным вершинам в поисках бандитов. Сегодня все страхи Барнабо отступают, едва он подходит к подножию зубцов. Он чувствует, что стал другим, и недоумевает, как он мог тогда струсить и предать товарищей.

Углубившись в ущелье близ Пороховой горы, он видит дощатый сторожевой домик,