Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

«Ясно, что никак, — отвечала ему я, — дело для меня абсолютно понятное, опасностей же я не боюсь; в жизни мне приходилось видеть и не такое; надеюсь, Господь поможет мне и на этот раз; когда мы отправляемся в путь?»

Пораженный моим бесстрашием, дон Лопес не удержался от похвалы.

«Берите пример с Леоноры, — сказал он Климентине, — будьте так же мужественны, как она, помогайте ей, забудьте о ревности, храните дружбу; если одна из вас, уступив другой, будет поддерживать подругу, я ручаюсь за успех предприятия».

Я спросила дона Лопеса о том, имеет ли Бен-Маакоро хоть какое-нибудь представление о плане, который мы обсуждали.

«Не думаю, — отвечал португалец. — Впрочем, при дворе негритянского владыки уже давно нашел приют один наш соотечественник, закоренелый злодей, ускользнувший от правосудия. Полагаю, что он работает на Бен-Маакоро; если он еще жив, вам следует остерегаться предательства с его стороны. Надо сказать, что этот несчастный все-таки оказал нам кое-какие услуги: он научил Бен-Маакоро говорить по-португальски, так что вам легко будет общаться с негром на этом языке. Сообщите ему о части моего плана, не забывая расписывать преимущества договора с португальской короной».

Наша беседа подошла к концу; в сопровождении солдат мы разошлись по своим комнатам; у наших дверей был выставлен караул. На следующее утро дон Лопес начал действовать и через неделю мы стали свидетельницами нападения негров на форт. Португальцы, хотя и были предупреждены о штурме, все-таки потеряли двух человек; отступление, впрочем, они разыграли великолепно. Тем временем дикари ворвались в наши комнаты со свирепыми криками победителей; Климентина, две ее служанки и я оказались легкой добычей. Неграм не терпелось поскорее доставить нас во дворец Бен-Маакоро, поэтому по пути туда нам оказывали всяческие услуги. Дорога в Бутуа заняла четыре дня, и мы проделали ее без малейших затруднений. Очутившись в рабстве у негров, я было потеряла надежду на спасение, но веселый нрав Климентины снова вселил в меня бодрость.

«Я не боюсь разделить ложе с Бен-Маакоро, — сказала мне как-то вечером моя подруга, — но мне не улыбается перспектива быть поданной к его столу в качестве блюда».

«А я думаю совершенно иначе! Быть съеденной кажется мне в тысячу раз предпочтительнее, чем удовлетворять гнусную похоть грязного развратника».

«По-моему, ты зашла в добродетели слишком далеко».

«Просто я нежно люблю Сенвиля».

«Когда мы будем в более спокойном месте, ты подробней расскажешь мне об этой нежности; сейчас я тебя не понимаю».

«Неужели ты не понимаешь, что лучше умереть, чем предать любимого?»

«Но стать жертвой насильника отнюдь не значит предать кого-либо».

«Измена может объясняться разными обстоятельствами, но я все равно предпочитаю ей смерть».

«Мне повезло больше, ведь я никого никогда не любила; если бы я разделяла твои убеждения и, так же как ты, доводила все нравственные принципы до крайности, то я бы умоляла Бен-Маакоро поджарить меня на вертеле, только не тащить в свою постель! Но Бог миловал, я не терзаюсь любовью; Бен-Маакоро волен распоряжаться моим телом, если я ему приглянусь, хотя повадки дикарей и вызывают во мне отвращение, ведь он не только охотно приносит женщин в жертву своим идолам, что само по себе не переполняет мою душу надеждой, но и, как утверждают некоторые, не брезгует в любовных утехах и услугами мужчин... Какая мерзость!..»

«Ах, только это тебя и останавливает? Ты дрожишь от ужаса перед палачом лишь по этим двум причинам?»

«По правде говоря, я не вижу других опасностей».

«Странная философия: ты боишься преступления лишь из отвращения к преступнику, зато страх быть запачканной грязью греха для тебя, по-видимому, не существует».

«Опять эта твоя мораль, абсолютно чуждая мне! К чему мне твои проповеди? Ты хочешь, чтобы я исправилась или чтобы грешила с еще большим наслаждением?»

«Грешить с наслаждением?»

«Именно так; если ты имеешь представление о глубине разврата, разве ты не знаешь, что от греха наслаждение усиливается? В Мадриде я часто ходила на исповедь. Женщины в Испании отличаются показной набожностью; на исповеди мне рассказывали о разных ступенях грехопадения, об опасностях, что подстерегают грешников. О Леонора, если бы ты знала, с каким удовольствием я слушала обо всем этом!»

«Мерзавка, — вскричала я тогда, — ты обязательно попадешь на обед к Бен-Маакоро!.. Пошли, пошли, не то и я стану такой же развратницей!»

Но вот мы прибыли в столицу Бутуа; с повязками на глазах, закутанные в покрывала и с ватными затычками в ушах, мы вошли в королевский дворец. Нас не предупредили о том, что все новые женщины сначала должны подвергнуться унизительной процедуре осмотра; впрочем, мои подруги дали себя раздеть с полнейшим равнодушием, тогда как я испытывала жесточайшие страдания, защищалась изо всех сил...

Этот варвар, — промолвила Леонора, улыбнувшись Сенвилю, — этот суровый инспектор лично отдавал приказания, заставлявшие меня краснеть от стыда.

По окончании осмотра нас отвели в гарем; Бен-Маакоро своими руками освободил нас от покрывал; служанок Климентины, между тем, увели в какие-то тайные комнаты, предназначенные для особых развлечений. Возможно, Бен-Маакоро пожелал вкусить в их обществе какие-то другие, неизвестные нам удовольствия, во всяком случае, с этими женщинами нам встретиться более не пришлось... Отделавшись от служанок, негритянский владыка, возбужденный уже одним видом белокожих рабынь, подошел к нам поближе; Бен-Маакоро решил не затягивать церемонию знакомства: сгорая от нетерпения, распаленный похотью, негр набросился на Климентину, а эта несчастная... О! Какое страшное зрелище, Господи! Мне показалось, что свирепый тигр подмял под себя жалкого ягненка... Иной раз встречаются люди, полностью лишенные обходительности и чувствительности, не имеющие понятия о ласках нежной любви. Наслаждаясь, они разражаются яростными криками и ради своего удовольствия готовы пожертвовать жизнью и здоровьем женщины! Сердце мое переполнилось негодованием, я начала сомневаться, достанет ли у меня сил для выполнения плана Рибейры.

Удовлетворив свою страсть, Бен-Маакоро повернулся ко мне: по всей видимости, он решил поразвлечься и со мной.

«Подойди поближе, — сказал он мне, — сейчас ты станешь такой же счастливой, как твоя подруга».

«Тиран, — отвечала ему я, — ты плохо знаешь женщин моего народа; ласки такого чудовища, как ты, не доставляют нам ни малейшего удовольствия. Если ты того желаешь, сначала заслужи мою любовь, а я сама решу, достоин ли ты разделить со мной постель».

Пришедший в крайнее удивление, Бен-Маакоро схватил меня за руку. Раньше он не успел рассмотреть меня как следует, поэтому он подвел меня к окну и какое-то время внимательно смотрел мне в лицо.

«Каким именем зовется твой народ, — спросил он, — если ты осмеливаешься так дерзко отвечать своему повелителю?»

«На моей