Kasha. Бессистемный сборник рассказов - Олег Владимирович Батухтин

– Возможно, стоит пустить ему пулю в лоб, – заметил один из конвоируемых, его голос звучал вкрадчиво, а тень улыбки гуляла где-то в бороде. Шрам на его лбу белел в пасмурном свете дождливого дня, – пневмония штука заразная. Ко всему прочему, как можно нормально играть в карты при таком мерзком кашле?

– Заткни свою ебучую пасть, сраный ублюдок, – заорал капрал Куча, – распизделся! Ты за свой пиздеж чуть в петлю не попал, тюрьмой отделался. Хочешь, я исправлю это досадное недоразумение?

Узник со шрамом примирительно поднял руки, звякнув цепями.

– Вообще, мысль здравая, не так ли, сержант Смолёный? – улыбнулся полковник. Его сослуживец, сержант Смолёный утвердительно хмыкнул и закивал.

В пасмурном свете тускло блеснул огромный самозарядный пистолет крупного калибра. Раздался оглушительный выстрел. Узники зажали уши, звон цепей потерялся в последствиях акустической травмы.

Пуля снесла половину лица капрала Кучи. Солдат развернулся, словно танцор балета, разбрызгивая кровь по салону автобуса. Труп мертвым мешком повалился на раскаленную печку и медленно съехал вниз. Запахло аппетитным жареным мясом.

Спящий солдат приоткрыл один глаз и сонно пробормотал:

– Капрала Кучу завалили?

Его вопрос остался без ответа.

Автобус продолжал своё движение сквозь ливень, разбрызгивая вокруг себя тысячи капель грязи и воды. Лишь на одно короткое мгновение дверь его приоткрылась, а после того, как оттуда вывалилось тело и со звонким ударом шлепнулось в грязь, тут же со скрипом захлопнулась. Автобус ехал дальше в сторону тюрьмы под таинственным названием Бастион, аномальную крепость, где заключенные среди руин и развалин борются за выживание в безжалостной среде. В тюрьму, где полуразрушенные коридоры наполнены тишиной страданий и забытых молитв, отражая скрытую историю затравленного мира, утраченную в вихре войны и хаоса.

Конвоиры тем временем, отложив в сторону карты, вели светские беседы. Полковник с нескрываемой злобой смотрел на узников.

– Какие же вы суки, не смотря на дельные мысли, – ворчал полковник, – я много сражаюсь за свою страну и за своего президента. Я рискую своей шкурой, чтобы защитить то, что людям дорого и свято. Но когда я смотрю на вас, ебучие либерашки, мое сердце наполняется нечеловеческой злобой.

Сержант Смолёный постучал в грудь кулаком:

– Не в бровь, а в глаз, товарищ полковник!

Полковник сунул в рот сигарету и щелкнул блестящей зажигалкой.

– Вы – попранные твари, – продолжал солдат свою тираду, – скрывающиеся в своих норах! Пытаетесь дестабилизировать обстановку, изломать судьбы людей бездушно и хладнокровно. Вы играте в свои политические игры, торгуя жизнями и судьбами невинных людей, как будто это всего лишь фишки на вашей ебаной шахматной доске.

Узники безучастно слушали пламенную речь главного конвоира. Они снова переглянулись между собой, когда голос подал лейтенант Смерч.

– Каждая их махинация, – с жаром проговорил лейтенант, – каждое предательство тех, кто дал клятву защищать, разрывает мое сердце и разжигает огонь мести в моей душе. Поганые педерастические либералы. Не успела кончиться война, как они снова мутят воду. Вставляют палки в колеса и вешают всем дерьмо на уши. Военное правительство им не по душе. А кто, черт возьми, защищает их задницы?

Заключенные снова переглянулись и спрятали свои улыбки. Узники снова вели свой безмолвный разговор.

– Полковник, я бы расстреливал их на месте, ёб мать твою! – сержант Смолёный выпятил вперед волевой подбородок, и видимо подтверждая свои слова, грозно потряс своим матовым автоматическим пистолетом.

Лейтенант Смерч с отвращением посмотрел на своего брата по оружию и через мгновение раздумий накинул сердобольному охраннику удавку на шею.

Раздался булькающий хрип. Полковник с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. Удивленные глаза несчастного забегали по сторонам. Лицо его приобрело малиновый оттенок. Он кашлянул и испустил дух, обильно наблевав себе на грудь. Пистолет вывалился из его рук и закатился под сидение, на котором сидел узник со шрамом на лице.

– Товарищ полковник, он некорректно выразился про вашу мать, – отрапортовал лейтенант Смерч и начал снова сдавать карты, уже на двоих.

Спящий солдат приоткрыл один глаз и сонно пробормотал:

– Смолёного завалили?

Его вопрос снова остался без ответа, и он с удовольствием вернулся в царство Морфея. Автобус продолжал ехать вперед, прорезая своим корпусом сплошную стену дождя. Лишь на одно короткое мгновение дверь его приоткрылась, а после того, как оттуда вывалилось тело и со звонким ударом шлепнулось в грязь, тут же со скрипом захлопнулась. Автобус ехал дальше в сторону тюрьмы под таинственным названием Бастион. В место, где на грани хаоса и разрушения правит бал темная система контроля и подавления, превращая узников в рабов своего собственного кошмара. Туда, где выживание – лишь начало пути к краю забвения и разрушения.

Робот-автопилот, управлявший автобусом, четко и без устали следил за дорогой, объезжая каждую кочку и стараясь смягчить каждый ухаб. В зеркало заднего вида можно было видеть его металлическую пародию на человеческое лицо. На гладкой поверхности отражались капли, хлещущие в ветровое стекло автобуса.

Без капрала Кучи стало ощутимо холоднее, ведь печку больше никто не топил. После двух дней в тёплом автобусе, это было неприятно. Промозглый холод постепенно захватывал пространство салона, а в старом автобусе могильная прохлада ощущается до мозга костей. Старые проржавевшие двери и окна пропускают ветер, словно призывая холодные капли ливня проникнуть внутрь.

– Так вот, полковник, – лейтенант Смерч, – на чём мы остановились?

– На политике, – мрачно проговорил полковник.

– Ну да, – кивнул лейтенант, – я согласен со Смолёным, кроме реплик о вашей матери.

– Я всё равно её не знал…

– Ну и слава богу. У вас она хоть была… А либерах высерают педерасты и прочая шваль…

Солдата перебил голос заключенного со шрамом.

– Полковник, вы только послушайте, что он говорит. Он наводит хулу на политические режимы. В нашем правительстве такое недопустимо.

Полковник недоверчиво поглядел сначала на узника, потом гневно на лейтенанта Смерча.

– Смерч, это недопустимо, наказание за такое одно – смертная казнь, – грустно сказал полковник и снова достал свой пистолет.

Вновь раздался оглушительный выстрел. Лейтенанта отшвырнуло к двери словно тряпичную куклу.

Спящий солдат приоткрыл один глаз и сонно пробормотал:

– Смерча завалили?

Его вопрос снова остался без ответа. И почему его все время игнорируют? Автобус продолжал ехать вперед, прорезая своим корпусом сплошную стену дождя. Лишь на одно короткое мгновение дверь его приоткрылась, а после того, как оттуда вывалилось тело и со звонким ударом шлепнулось в грязь, тут же со скрипом захлопнулась. Автобус ехал дальше в сторону тюрьмы под таинственным названием Бастион. Место, которое называют коллекцией клетей для забытых душ, обитель печали, где время остановилось, а чувство потерянности и безысходности окутывает каждого заключенного, словно