Великий Гопник. Записки о живой и мертвой России - Виктор Владимирович Ерофеев

Он побеждает Зайца, который в сказке исполняет роль простого народа. Заяц наскакивает на Колобка, не рассчитав свои возможности. Он любит культ силы, он любит пожрать, но он трусоват, глуповат, бестолков и простодушен. Колобок вешает ему лапшу на уши, призывая выслушать песенку. А эта песенка — текст сотворения, то есть рассказ о собственной жизни — любимый жанр попутчиков в поезде. Песенка завораживает, делает певца партнером, спутником, собутыльником, и в нужный момент Колобок, одурманив народного Зайца, скрывается, как ловкий предприниматель.

Колобок катится дальше, уже уверенный в своих силах. Некоторые исследователи Колобка считают, что раз он катится, то по наклонной. Это не так. Он катится скорее по восходящей, набираясь опыта. Перед ним большое будущее… Есть и такие исследователи Колобка, которые недоумевают, как это он движется без рук, без ног. Ведь его американский аналог, Пшеничный Человек, имеет конечности и вообще похож на блин. Странно, однако, что такие знатоки не задаются вопросом, почему в сказке разные животные говорят человеческим языком и кто их этому обучил. Колобок — душа мира, он может катиться как ему вздумается.

Волк (мультик 2012 года) предстает перед ним хамом. Грядущий хам Мережковского в него как раз и вселился. Это гибридное существо русской истории: бандит, уголовник, садист, силовик, чиновник средней руки, налоговый инспектор. Борьба с Волком принимает серьезный характер. Против хама нет приема, мы все это знаем. Для него Колобок — еда. И больше ничего. Как для инспектора ГИБДД — денежный водитель. Колобок сам по себе — взятка в чистом виде.

Но как умелый водитель заговорит инспектора, так и Колобок заговорил Волка песенкой, сделал несколько отвлекающих маневров и — был таков! Волк разъярился, как обманутый чиновник, но делать было нечего.

Итак, Колобок победил простой народ и бандитов — ему пора уже открывать малый или средний бизнес.

Он катится дальше. В мультике Колобок еще и эстет. Восхищение красивым миром толкает его к побегу от уже, казалось бы, усыновивших его родителей. Колобок — плод их последней любви, предельное эротическое достижение, но такая эстетика набрасывает цензурную тряпку на подлинную трагедию. Колобок имеет скорее вкус к жизни вообще, чем эстетическую первопричину эскапизма, и потому готов биться дальше.

Хроническая метафора российского государства, Медведь силен и потому прав. Такой же беспредельщик, как и Волк, но только под охраной закона. По сути, диктатор. Вступив с ним в бой, Колобок прикидывается скорее актером, клоуном, чем равноправным собеседником. Его песенка принимает в глазах Медведя комический характер. Медведь раздумывает, как с ним поступить: сразу съесть или пусть еще попоет, и именно в эту тяжелую для его мутного разума минуту Колобок сбегает.

Теперь он уже может выступить как конструктор крупного бизнеса. Он обыграл государство и если оно все равно когда-нибудь его съест, то уже не вдруг.

Беда приходит с неожиданной стороны, хотя на самом деле это как раз та самая сторона, которая угрожает всем успешным людям: и крупному бизнесу, и знаменитому писателю, и выдающемуся режиссеру.

Эта беда воплотилась в Лису-Красу — обворожительный образ сказки. Конечно, ее можно «прочитать» как образ красавицы, которая разрушает жизнь богатого и славного мужа. Но Колобок все-таки не успел жениться на Лисе. Она просто оказалась другой — из неизвестной жизни.

До этого звери были нашими — Лиса не наша. Она — иностранный агент. Выпускница Гарварда. Она технологически сильнее и более продвинута, чем Колобок. Она — это smart war по сравнению с армией в портянках, английский флот железных кораблей по сравнению с российскими деревянными морскими посудинами в Крымскую войну 1850-х годов. Она мобильна, умна, хотя для нас она видится хитрой. Мы таких можем удушить, но не можем с ними конкурировать.

Песенка (примитивная) Колобка впервые не производит никакого воздействия на слушателя, однако Лиса умело включает тщеславную тему. Она объявляет ее гениальной.

В оригинальной сказке Афанасьева подчеркивается, что Колобок «сдуру» садится ей на мордочку — здесь явная ущербность Колобка по сравнению с развитой цивилизацией. Колобок не стал олигархом — его обанкротила и сожрала более умная фирма.

В наше национальное сознание, которое любит придурков, а Колобок отчасти именно придурок (хотя в сравнении с Зайцем он — философ), с самого детства заложено предубеждение против высокой и сложной цивилизации. Нам бы что попроще, нам бы своих зверей обыграть. Мы любим все опрощать.

Нет, конечно, и родной Медведь может сожрать нас вместе с Колобком — он может жрать нас до бесконечности, и все равно будет наш, несмотря на палачество. А вот огненная Лиса-Краса всегда будет загонять нас в медвежий угол, и единственно возможный способ ее озадачить — это стать мировым хулиганом.

Великим Гопником.

Есть и более радикальный выход. Лиса может проглотить Колобка и отравиться. Для этого Колобок должен стать отравой. Тогда оба погибнут, как при атомной войне. Но в такой финал не хочется верить.

Трудно быть Колобком.

43. Великий Гопник и я. Наша встреча в Париже

Что бы я потерял и что приобрел, подчиняясь различным оттенкам совести? Ведь меня с легкостью поддержала бы моя семья, антижена Шурочка, сомневаясь в понятиях порядочный-непорядочный, нервно скучая в трясине безденежья, да и моим читателям, особенно на Западе, был бы занятен мой зигзаг — кто-то бы осудил, а кто-то бы даже сказал: ух, круто!

Главное осуждение я бы схлопотал от тех, кто уже уехал или кто мне самому кажется одномерным животным, у которого за душой нет ничего, кроме инакомыслия.

В Париже был обычный мартовский книжный Салон, где наша скромная страна была главным гостем. Под это дело парижские издатели издали мою новую книгу.

Президент Франции пригласил наших писателей к себе во дворец. С тех пор они почти все вымерли — жизнь не шутит с людьми.

Мне заранее сказали, что Президент Франции взялся в своем дворце презентовать именно мою книгу — ну хорошо…

Я получил приглашение на очень толстой картонке, взял такси и приехал ко дворцу Президента. Дворец — кто не знает — возле Елисейских Полей. Парижский таксист совсем не удивился, что я еду к Президенту, а мои французские издатели даже не обрадовались, что Президент будет на камеры говорить на всю страну о моей книге. Вот такие они странные люди.

Я вошел. Наши с тех пор уже вымершие шестидесятники держались скученно и