Великий Гопник. Записки о живой и мертвой России - Виктор Владимирович Ерофеев

в полной темноте письмо? Это было письмо от молодых кремлевских штурмовиков. Они (это, повторяю, самое начало правления Великого Гопника) обратились ко мне с посланием:

«Писателю» В. Ерофееву

Пользуясь случаем, хотели бы выразить свое глубокое отвращение к вам как к человеку и к вашим омерзительным матерным «литературным трудам». Человек, пишущий матом бездарную пошлятину и при этом к месту и не к месту прикрывающийся Достоевским (дескать, диссертация написана на эту тему), отвратителен вдвойне. И мы делаем (и сделаем) все, что от нас зависит, для того, чтобы как можно больше людей узнавали истинную «цену» вашим матерным бредням. Мы также постараемся не оставлять вас… своим вниманием до тех пор, пока не узнаем, что вы, наконец, смылись из страны, великую литературу которой вы неустанно поганите, или вообще из этого мира.

С глубоким отвращением

ИДУЩИЕ ВМЕСТЕ.

39. Открытое письмо

В ответ на травлю я написал Великому Гопнику открытое письмо. Под заголовком «МОЧИТЬ ПИСАТЕЛЕЙ В СОРТИРЕ» — это толстый намек на блистательный афоризм самого адресата письма по другому поводу. Письмо писалось в сентябре 2002 года. Вот несколько выдержек из него (опубликованного в то вегетарианское время в нескольких газетах):

«Россия, как Вы знаете, Великая страна, но это ей никогда не мешало делать порой большие глупости. Одной из таких ярких глупостей была скрытая и открытая война властей, как при царях, так и при коммунистах, с русской литературой. Власть учила писателей, о чем им нельзя писать, а писатели учились обманывать ненавистную власть и писать то, что не могли не писать. В результате русская литература стала великой и прославила Россию на весь мир, всем известны ее имена, а ее гонители — позор России…»

«…Но „Идущие вместе“ пошли еще дальше. Сорвать презентацию новой книги, вывалить перед квартирой известного писателя груду его книг или явиться с предложением поставить на окна тюремные решетки — Вам это насилие над творческой личностью не напоминает Германию 1930-х годов? В разгар лета 2002 года была устроена беспрецедентная акция уничтожения книг в центре Москвы, со стонами, музыкой и слезами — здесь было от чего содрогнуться…»

«…Некоторые легкомысленные люди решили, что идет успешная рекламная кампания. Но судя по тому, как теперь развиваются события, когда писательские дела направляются в прокуратуру — такая „реклама“ наносит удар по репутации России в мире…»

«Наших писателей с европейскими именами обвиняют во всем том, в чем обычно принято обвинять писателя, чтобы его общественно уничтожить: порнография, пропаганда наркотиков, употребление мата. Когда-то на подобных основаниях запрещались книги Флобера, Джойса, Набокова, Генри Миллера. Можно считать это невежеством или ханжеством, но дело имеет принципиальный характер. В нашем современном обществе действительно нечего на зеркало пенять, коли рожа крива — пословица, любимая Гоголем, остается верной на все времена…»

И финал:

«Что же касается российской литературы, то она действительно нуждается в помощи. Писателям всех направлений, „вредным“ и „полезным“, архаистам и новаторам, трудно привыкнуть к мысли, что они должны жить в жестких условиях дикого рынка. Но лучшая помощь — не мешать. Оглядываясь назад, понимаешь, что русская литература создала реальные ценности. Живое осталось живым. Я знаю, что свободная современная литература не подведет Россию и на этот раз».

24 февраля

Мы с О. напились, и я сказал:

— Давай по-честному! Это твоих рук дело?

— Что?

— Ну вот эта… эпидемия глупости!

О. засмеялась, как смеялась всякий раз, когда речь заходила о смерти.

— Знаешь что, — сказала она, — а тебе не надоело ходить по пустому чердаку?

— Ну!

— Проснитесь вы наконец! Побольше энтузиазма, радости! Я вас научу любить жизнь…

— Значит, это ты.

— Ничего это не значит.

— Но если это ты, то ведь ты видишь весь этот апокалипсис. Твой апокалипсис. Останови его! Ты видишь врачей, которые героически спасают людей от смертельной глупости. Ты видишь, что они работают на пределе своих сил.

— Они — молодцы, — похвалила О. — Но не пройдет и трех лет, как они превратятся в ветеранов с медалями. Я сегодня с утра дрочила в душе.

— Но если это ты, назови антидот. Ты знаешь, как это прекратить.

Я невольно посмотрел на ее (случайно?) задравшуюся юбку и стринги с мелкими разноцветными ушастыми зайчиками. Неужели всем этим военно-полевых моргам, развернутым на улицах Нью-Йорка, картонным гробам Эквадора, русскому азарту в подсчете жертв глупости таким образом, чтобы у нас их оказалось меньше, чем у Америки — вот всему этому мы обязаны ей, с ее зайчиками?

О. пьяно покачала головой:

— Не знаю.

— Что не знаешь?

— Это вышло из-под моего контроля. Извини!

Она отрыгнула и потянулась за бокалом:

— Наливай!

24 февраля

То, что в результате потепления потекла сибирская вечная мерзлота, это, конечно, пугает, но то, что потекли мозги — это сумерки сознания.

Глупость — героиня нашего времени.

В отличие от тупости, глупость неуловима. Ее нет, но она есть.

Глупость прет со всех сторон.

А что, разве раньше было не так? Было меньше глупости?

Не меньше, но глупость в наши дни переродилась. На наших глазах триумфальное шествие глупости по планете превратилось в смертоносную болезнь, схожую со стародавней чумой или спидом, или, наконец, ковидом. Что еще? Испанка, унесшая в 1918–20 годах 50 миллионов жизней….

С чего все началось?

Не знаю. Мы все, признаться, любим глупость. Но по-разному. Либеральный язык запрещает критический разговор о глупости. Кто я такой, чтобы считать другого дураком, а уж тем более другую — дурой!

Таким образом, дураки исчезли в Европе, чтобы вернуться в нее смертельной эпидемией.

А у нас во дворе, в родном царстве-государстве мы слились с глупостью, смешав ее с заматерелой ордынской жестью, и под управлением Ивана-дурака Москва одомашнила понятие глупости.

У нас глупости, Балуев, болтаются между ног.

Но я и сам стал уступать глупости шаг за шагом. Из молодого оловянного солдатика я постепенно превратился в оазис терпимости. Любая глупость начинается с твоей собственной. В этом состоянии и настигла меня мировая эпидемия.

40. Моя Красная Площадь

Моя полногрудая антижена Шурочка вчера вечером объявила себя Красной Площадью.

— Бог с тобой, Шурочка! — вскричал я. — Ну какая же