Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

«Провидения!.. Ах!.. К чему надеяться на Небо?

Такие призрачные надежды утешают только круглых дураков».

«О Климентина! Призрачные они или нет, надежды облегчают судьбу несчастных, так что не надо лишать нас последнего утешения, и мы тогда почувствуем себя лучше».

«Разрази меня гром, если я хотя бы на секунду поверю в эти басни! Перестань болтать вздор: Господь остается совершенно равнодушным к судьбе своих созданий, сотворенных им лишь для того, чтобы они мучились и страдали, лишь для того, чтобы они проливали слезы. Он сохраняет им жизнь, но лишь затем, чтобы дать выход своей ярости, обрушить на них беды; в довершение же всего несчастных ждут адский пламень и топор палача. Клянусь жизнью, я счастлива, что твердо уверена: небесный тиран никогда не существовал вовсе; меня следовало бы запереть вместе с буйно помешанными, признай я хотя бы на миг небесную власть над нами!»

«Тот, кого ты осыпаешь проклятиями, Климентина, выглядит совершенно иначе: он вызывает у тебя ненависть из-за тех искажений, которые укореняются вместе с религиозными обрядами; освободи культ от нелепостей, и ты полюбишь Господа; ты найдешь в нем доброго и сострадательного отца, иной раз попустительствующего несчастьям, но всегда искусно поддерживающего в наших сердцах теплый огонек надежды, чтобы мы не теряли мужества. Чем страшнее земные беды, тем приятнее будет для нас небесное вознаграждение... Выдержав с честью посланные нам испытания, мы имеем право надеяться на вечное блаженство в раю!.. Ах, загляни в тайники собственного сердца, и услышишь голос Всевышнего, утешающий тебя даже в минуты самого глубокого отчаяния, когда ты так несправедливо оскорбляешь его... О моя подруга, я нашла чем тебя успокоить; посмотри, Господь готов принять тебя с миром, так давай же славить его нашими поступками, оставим пустые заклинания и нелепые ужимки, бежим прочь от монахов и алтарей, но сохраним Господу наши души, и мы, сотворенные по его образу и подобию, будем служить ему, по крайней мере не совершая дурных поступков и оставаясь добродетельными».

«Я не верю ни в Бога, ни в добродетель, — сказала Климентина, утирая горькие слезы, — добродетель будет для меня что-то значить лишь тогда, когда у меня будет на что жить; я поверю в Бога, если на земле воцарится добро».

Разговор наш был прерван требовательным стуком в дверь. Мы еще лежали в постели и поэтому попросили незваного гостя немного подождать.

Отворив дверь, мы увидели перед собой алькайда.

«Никаких надежд, — произнес он, входя в комнату, — ваши сундуки похищены членами крупной преступной шайки, которая давно свирепствует в городе и его окрестностях; отыскать логово злодеев пока невозможно, так что лучше всего, по-моему, отозвать вашу жалобу».

Речь алькайда повергла меня в крайнее замешательство, и я расплакалась.

Климентина, сохранив присутствие духа, отвечала, что слова алькайда звучат для нее особенно горько, так как она должна написать своей матери в Мадрид, чтобы получить хоть какие-то деньги, которые, конечно же, скоро придут в Лиссабон, но теперь ей снова приходится прибегнуть к щедрости дона Лоренцо, который, разумеется, не откажется дать несчастным девушкам взаймы несколько монет.

«Вы ошибаетесь, — отвечал алькайд, плотно затворяя за собой дверь, — вы ошибаетесь, мои добрые детки; я не собираюсь сорить деньгами, напротив, в мои намерения входит потребовать от вас долг или кое-какие услуги...»

Алькайд приблизился ко мне:

«Смелей, решительней, крошка! Сначала я займусь тобой, подруга пока может подождать; ну, скорее, скорее, умоляю тебя, слава Богу, работы у меня хватает, пока мы тут ведем разговоры, меня ждут еще в нескольких местах».

Погруженная в мрачные размышления, я лежала на кушетке, обхватив голову руками, так что этот страшный человек подкрался ко мне сзади как-то незаметно. Внезапно алькайд бросился на меня, прижал к кушетке, и одним махом освободил от платья мое беззащитное тело; не понимая, что со мной происходит, я поначалу даже не думала защищаться. Однако же триумф злодея продолжался недолго; проворно вскочив на ноги, я так ударила нахала кулаком, что он отлетел в сторону.

«Прочь, подонок! — закричала я тогда. — Мерзавец, ты отказал нам в помощи; прочь, не оскорбляй нас своим присутствием!»

Во время схватки Климентина проворно отворила дверь и позвала на помощь хозяйку гостиницы. Та вскоре прибежала...

«История наших приключений весьма недолгая, сударыня, — обратилась моя подруга к хозяйке гостиницы, — соблаговолите присесть со мною рядом и выслушать мой рассказ. Этот человек, — заявила Климентина, указав пальцем на сконфуженного дона Лоренцо, — этот человек повел себя подло: зная о нашем бедственном положении, он попытался им воспользоваться. Мы прибыли сюда из африканских колоний Португалии; благодаря нашим стараниям эта страна увеличила свои владения на триста квадратных льё, хотя сами мы здесь иностранки: я испанка, а моя подруга француженка; труды наши были щедро вознаграждены, и мы прибыли в Лиссабон с тремя сундуками, набитыми деньгами и ценными вещами; следуя местным обычаям, мы доверили их гальегам, приказав им отнести поклажу к вашей гостинице; нас обокрали, и мы вынуждены были обратиться за помощью к этому негодяю; тот же, видя нашу совершенную

нищету, ссудил нас крайне незначительной суммой, а когда мы не смогли ее возвратить, потребовал от нас грязных услуг. Правильно ли он поступил? Обязаны ли мы были потворствовать его желаниям, сударыня? Могут ли две порядочные женщины чувствовать себя в безопасности под кровлей вашего дома? Почему с нами обращаются как со шлюхами? Отвечайте нам скорее, мы охотно прислушаемся к вашему совету».

Госпожа Бульнуа внимательно посмотрела на дона Лоренцо; она осведомилась у него, правда ли, что лицо, облеченное доверием общества, мог позволить себе такое.

«Эти женщины вас обманывают, — нагло отвечал лицемер, принимая свой обычный слащавый вид, — мне бы не хотелось, чтобы их лживые слова ввели вас в заблуждение. По доброй воле я пожертвовал им португез и вот теперь наслаждаюсь плодами благотворительности».

Покончив со своими лживыми оправданиями, дон Лоренцо гордо удалился. Мы остались с хозяйкой одни.

«Сударыня, — сказала я тогда этой женщине, — сконфуженный вид развратника явно свидетельствует о его преступлении; умоляю вас, сжальтесь над нами; мы не солгали вам ни единым словом; поверьте нам, ведь мы ничего от вас не требуем; подумайте, к каким ужасным средствам нам придется прибегнуть, если вы не окажете нам действенную помощь; ваш отказ толкнет нас на преступление, и оно полностью ляжет на вашу совесть. Сейчас мы напишем письма друзьям и родителям, мы приложим величайшие усилия, чтобы побыстрее вернуть вам те деньги, которые я умоляю вас дать нам