Сеньора - Жозе де Аленкар

Дона Фирмина принесла супругам последние новости, которые узнала за день: подруги передавали Аурелии приветы, расспрашивали ее о свадьбе, поздравляли молодых. На перечисление всех этих банальностей, которые составляют большую часть жизни крупных городов, дона Фирмина потратила около получаса, проговорив до самого обеда.

– Итак, согласно общему мнению, вы – идеальная пара, – заключила она.

– Стало быть, наш брак получил единодушное одобрение! – заметила Аурелия, улыбаясь мужу. – Ничто не может помешать нашему счастью!

– На свете нет никого счастливее меня! – сказал Сейшас.

– Не могу с вами согласиться, потому что самый счастливый человек в мире – это я! И в этом я никому не отдам пальму первенства!

Дона Фирмина с удовольствием слушала этот спор, который показывал, насколько сильно новобрачные любят друг друга.

Обед прошел так же, как завтрак. Аурелия вела себя раскрепощенно, не чувствуя скованности, которая охватывала ее, как только она оставалась с мужем наедине. В присутствии доны Фирмины и слуг к ней вернулись легкость и непринужденность, но все же внимательный наблюдатель мог бы заметить в ней некоторое волнение, умело скрытое за изящными манерами и прелестной улыбкой.

Как и утром, Сейшас соблюдал умеренность, отступая от нее исключительно по настоянию жены; она же вновь прибегла к женской тирании, подобно царственной особе, требуя исполнения своих прихотей.

Поднявшись из-за стола, Фернандо подошел к двери, ведущей в сад, и стал внимательно смотреть на видневшиеся вдалеке деревья, думая о том, что еще ждет его в этот день. Аурелия направилась к нему, в то время как дона Фирмина задержалась, поправляя подол своего длинного платья нового фасона, к которому она еще не привыкла.

– Какой красивый вечер! – воскликнула девушка, приблизившись к мужу.

Понизив голос, она почти на ухо быстро и резко сказала Сейшасу:

– Возьмите меня под руку!

Затем, продолжая восхищаться закатом, Аурелия указала мужу на горизонт, окрасившийся самыми нежными оттенками вечерней зари, и обратила его внимание на плывшее по небу перистое облако, которое вдруг зажглось ярким розово-красным цветом, словно его объяло пламя.

– Посмотрите, даже небо празднует наше счастье. Кому еще солнце подарит такой чудесный праздничный салют, которым радует нас?

– Жаль только, что мы не можем насладиться этим праздником… в полной мере, поскольку у нас нет возможности полюбоваться им с более близкого расстояния.

Аурелия резко обернулась и остановила на лице Сейшаса холодный вопросительный взгляд. Однако Фернандо созерцал горизонт, озаренный лучами заходящего солнца, и посмотрел на Аурелию только тогда, когда подавал ей руку, как она того хотела.

– Раскурите сигару, – обратилась Аурелия к мужу, заметив, что он забыл это сделать, хотя слуга предложил ему огня.

Затем она повела Сейшаса к беседке, окруженной деревьями, которые через некоторое время скрыли их от глаз доны Фирмины и садовников, занятых своей повседневной работой.

Сейшас имел некоторые представления об орхидеях и растениях-паразитах, которыми заинтересовался однажды летом в Петрополисе. Тогда изучение и выращивание экзотических растений было в моде, а для некоторых превратилось в настоящую манию. Как светский лев, Сейшас вынужден был поддаться новому капризу моды, согласно которому на всяком балу непременно нужно было блеснуть знанием научных названий цветов, растущих в саду или поставленных в вазы.

В тени беседки располагалась прекрасная коллекция орхидей, которые садовник посадил там, чтобы уберечь от солнца. Заметив их, Фернандо не преминул продемонстрировать свои ботанические познания.

Аурелия внимательно слушала мужа, и только когда ему больше нечего было сказать, заметила:

– Когда-то, как и все люди на свете, я очень любила цветы, но пришло время, когда они стали мне невыносимы. Я охладела к ним после того, как меня начали учить ботанике.

– Этим вы хотите сказать, что я имел несчастье наскучить вам своими словами?

– Что вы, что вы! Я уже примирилась с ботаникой. Ничто не успокаивает меня лучше.

Уже стемнело, когда Аурелия под руку с мужем вышла из сада. Дона Фирмина ждала их в малой гостиной, освещенной лампами, мягкий свет которых рассеивался, проходя сквозь матовый хрусталь круглых плафонов.

Сидя за столом, вдова с жадностью читала фельетоны. Из скромности она повернулась спиной к дивану, на котором расположились новобрачные.

Аурелия, уставшая весь день играть комедию, откинулась на подушку, закрыла глаза и погрузилась в размышления. Фернандо не желал ее тревожить; кроме того, его душу охватило непреодолимое волнение.

Вечер внушал ему неизъяснимое беспокойство, которое все возрастало с приближением ночи. Он не понимал, чего боится, его тревога была неясной, неопределенной, лишенной четких форм, и вместе с тем он испытывал ужас.

Аурелия и Сейшас были далеки друг от друга не столько потому, что сидели в разных углах дивана, сколько потому, что каждый был поглощен своими мыслями и переживаниями. Так проходил для них первый вечер после свадьбы.

Порой, читая не самые интересные строки очередного фельетона, дона Фирмина, прислушивалась и всякий раз находила подозрительной тишину, улыбаясь при мысли о тайных объятиях и поцелуях, которыми, должно быть, обменивались новобрачные, и которые она могла бы заметить, если бы вдруг обернулась.

Поддаваясь любопытству, она, якобы желая поднять платок, оборачивалась, чтобы спугнуть влюбленных голубков. Тогда, услышав шорох, она думала, что новобрачные отдаляются друг от друга, в то время как они, напротив, делали вид, что друг другом увлечены, стремясь не выдать взаимного безразличия.

Примерно в середине вечера Аурелия вышла из гостиной. Откуда-то из другой комнаты послышались ее шаги и легкий шум; вскоре она вернулась и вновь заняла прежнее место в углу дивана.

Наконец часы пробили десять. Дона Фирмина собрала журналы и удалилась.

Аурелия медленно прошла за ней, словно желая удостовериться, что та действительно уходит; затем закрыла дверь и, дважды обойдя гостиную, направилась к мужу.

Видя, как она приближается, Сейшас заметил, что ее лицо приобрело новое, необычное выражение. В ее глазах горел дьявольский блеск едкого сарказма, и вместе с тем они пылали страстью. Ей не хватало только венка из виноградной лозы на развевающихся волосах и тирса[40] в правой руке.

Однако, когда Аурелия оказалась лицом к лицу с мужем, ее возбуждение как по волшебству исчезло; перед Фернандо вместо исступленной вакханки вновь была скромная, целомудренная дева.

В руках она держала два предмета: один – завернутый в белую бумагу, а другой – в цветную. Она отдала Сейшасу первый сверток, но затем забрала его и поменяла на второй.

– Это мой, – сказала она, оставляя себе предмет в белой бумаге.

Пока Сейшас рассматривал полученный от жены сверток, не понимая, что в нем могло быть, Аурелия, сделав поклон головой, сказала:

– Доброй ночи!

Затем она удалилась.

IV

Фернандо так спешил в свои покои, что совершенно забыл о маленьком свертке, который держал в руке, и обратил на него внимание, только когда случайно выронил его и он упал на пол.

Тогда Сейшас развернул бумагу. В ней был ключ с привязанной к нему запиской, написанной рукой Аурелии: «Ключ от Вашей спальни».

Прочитав эти слова, Сейшас побледнел. Он бросил взгляд на скрытую за портьерой дверь, ведущую в спальню супругов, в которую он вошел накануне, трепеща от любви, а теперь мог вернуться не иначе как пристыженным и заклейменным позором.

Нагнувшись, чтобы поднять ключ, Сейшас заметил, что в его комнате сделали перестановку. Один из шкафов был передвинут, так что дверь, которую он прежде заслонял, оказалась на виду.

Ключ, полученный Сейшасом от Аурелии, был как раз от этой двери. А вела она в элегантно обставленную спальню с узкой кроватью из клена. Это была самая изящная комната молодого холостяка, какую только можно себе представить.

Зайдя внутрь и почувствовав аромат духов, Сейшас догадался, что Аурелия