Монстросити. Панктаун - Джеффри Томас

Но пока я пью свое пиво, впитываю, перевариваю и чувствую, что меняюсь, постоянно меняюсь. Возможно, это называется просветлением.

* * *

Я провожу утро, произнося заклинания, которые защитят меня от зла.

На самом деле они называются «формулами», так компьютер переводит язык «Атласа Хаоса» и «Вен Древних». Одна формула из первой книги называется «Двери за дверями». Она заблокирует «пути», перераспределит или перенаправит «опасные энергии, которые могут получить доступ через главный вход в жилище». Рисую я куском мыла – использовать кровь принесенного в жертву козла, младенца или девственницы не обязательно. Не обязательно даже видеть узоры, насколько я понял – их достаточно начертить пальцем. Но мне нравится идея оставить какой-нибудь след, который сделает рисунок осязаемым, и поскольку у меня нет перманентного маркера – он лучше всего подходит для этих глянцевых бледно-желтых плиток, – я пришел к мысли о тонкой восковой пленке мыла (после того как рассмотрел и отказался от варианта с зубной пастой). Очерчиваю большой круг вокруг двери квартиры и, сверяясь с рисунком на экране компьютера, рисую пересекающиеся линии поперек самой закрытой двери.

Затем рисую узоры в углах комнаты по рецепту из последней книги, в которой предупреждается, что углы можно использовать для открытия порталов из одной реальности в другую. При определенном освещении мне видны блестящие «улиточные» следы мыла.

Все это время я переосмысливаю прозрение прошлой ночи. Да, возможно, воображение завело меня слишком далеко, но не думаю, что это на самом деле так. Все кажется слишком верным. Выходит за грань интуиции и превращается в осознание, в знание, которое заложено в самих молекулах моего тела.

И я продолжаю размышлять о Храме Горящего Ока. Мне хочется узнать о нем побольше. Если где-то есть союзники, значит, я не так одинок, не так ошарашен… не так беспомощен, несмотря на все свои знания.

А еще, каким бы легкомысленным это ни казалось, я продолжаю думать о Салит. О неловкости, которая, кажется, затмевает наше влечение. Космические вопросы состязаются за мое внимание с телесными материями самого примитивного пошиба. Но нет, это не просто сексуальное притяжение. Я, без сомнения, влюбляюсь в нее, тут нет никаких двусмысленных эмоций, которые я испытывал к Габи. Мне определенно нужен какой-то стимул, нужно сделать шаг до того, как она решит, что я ей больше не интересен и за мной не стоит гоняться. Не могу найти ее номер, поэтому приходится заглянуть в журнал сообщений на компьютере и отследить последний звонок Салит ко мне. Разобравшись с этим, оставляю ей запись, в которой говорю, что хочу увидеться сегодня вечером, или завтра, или тогда, когда она будет свободна. Наверное, Салит проверяет сообщения разом за весь день, поскольку перезванивает только через два часа. Она на работе, в каком-то шумном офисе – я слышу звонки видеофонов, голоса, смех, чей-то плач. Салит в униформе, густые волосы зачесаны назад и стянуты на затылке. Она выглядит настороженно довольной.

Я улыбаюсь и высказываю свое предложение.

– Почему бы нам не подождать до послезавтра, – отвечает она. – У меня будет выходной. Хочешь увидеть мою квартиру? Ты еще не видел.

– После того как ты раскритиковала мою, лучше бы твоей быть милой.

– Ну, она скромная. Но мне нравится. Я бы не смогла себе ее позволить, если бы не Зокса. – Зокса, ее соседка-калианка, работает администратором в калианском ресторане. – Сможешь с ней познакомиться. Мы с ней приготовим тебе ужин.

– Ух ты… замечательно.

Итак, план составлен. Все прошло хорошо – настороженность Салит довольно быстро исчезла. Я рад, что попытался. Прокручиваю наш разговор и останавливаю на том изображении Салит, которое мне нравится, а затем устанавливаю его на рабочем столе компьютера. Широкая улыбка белеет на темно-серых губах, глаза с теплотой прищурены. Подумать только, раньше меня пугали черные глаза ее народа!

Я вижу фигуры, застывшие среди суеты на заднем фоне. Офицер-чум в штатском с закатанными белыми рукавами идет через офис. Офицер-человек в форме сидит в другой кабинке; к серым перегородкам прикреплены фотографии и памятки, которые напоминают мне собственные пчелиные соты былых времен. Погодите. Я касаюсь клавиш, увеличиваю снимок, приближаю фотографии, прикрепленные в той кабинке. Да, так и думал. Фото с места преступления из дела Елены Дарлум… те же, что я видел в сети прошлой ночью. Экран моего компьютера заполняет изображение ее отрубленной головы, будто это ревнивая любовница, которая хочет занять место Салит.

Снова открываю на экране «Атлас Хаоса» Вадура, просматриваю еще несколько формул. Я планирую встать на единственный стул и нарисовать большой защитный символ на потолке. Мне нужно похоронить эту комнату в зарослях формул, чтобы ничто не могло в нее проникнуть или даже найти ее, чтобы она существовала за пределами города, тяжело наседающего за каждой стеной. Но в итоге я пролистываю книгу, читаю более длинные отрывки и нахожу это:

«Одной ночью, когда полные дождей ветра хлестали в мои окна, а за задернутыми занавесками мерцали змеиные языки света, я обнаружил, что вижу глубже, чем когда-либо прежде. Вижу катакомбы, прорытые в окружающем нас эфире и соединяющие это царство с теми, которых слишком много, чтобы их можно было постичь, и эта невероятная ясность, казалось, перекликалась с силой шторма, будто сама молния освещала эти туннели. Пока я сидел, вглядываясь в сложную формулу, начертанную мелом на грифельной доске, что лежала передо мной, мое сознание текло то по одному, то по другому коридору, по узким проходам, которые, казалось, были прорезаны в стенах, созданных из сплошного света, и от этих проходов ответвлялись залы. Некоторые из светящихся белых залов наполнял густой клубящийся туман, и ничего не представлялось моему мысленному взору, но в одном из них я обнаружил в дальней стене маленькое окно, или некий проем. Из этого окна, когда я подошел к нему, открывался вид на обычную комнату, в которой за письменным столом спал мужчина, опустив голову и подперев подбородок рукой, но я мог видеть его достаточно ясно, чтобы отметить необычную малость рта. Я понял, сам того не сознавая, что должен разбудить этого мужчину, который не был чум, предупредить об огромной темной силе, которая, как я отчетливо ощущал, сгущалась вокруг него, что я должен поделиться с ним защитными формулами, которые постиг, но когда мужчина поднял голову, чтобы прислушаться к моим словам, было видно, что он напуган и ничего не понимает. А потом между нами поднялся