Сеньора - Жозе де Аленкар

И все же Сейшас сумел овладеть собой; когда, следуя примеру Аурелии, все обратили свои взгляды на него, он выглядел спокойным, сдержанным и любезным, разве что бледность могла выдать его переживания, но она осталась незамеченной.

– Так что же, господин Сейшас, правда ли это?

– Будьте добры, уточните, о чем вы, сеньора Лизия, – сказал он с подчеркнутой вежливостью.

– О том, о чем говорила Аурелия.

– Это всего лишь шутка! – заметила мать Лизии.

– Наша Аурелия всегда была любительница пошутить! – сказала одна из кузин Лизии.

– В каждой шутке есть доля истины! – произнесла Аурелия безразличным тоном.

– А все-таки правда ли это, Сейшас? – вновь спросила Лизия.

– Будьте любезны ответить! – с улыбкой обратилась Аурелия к мужу.

– Мнение моей жены, сеньора Лизия, вам будет лучше узнать у нее самой. Что же касается меня, могу заверить вас в том, что я женился исключительно ради приданого в сто конто, которые получил. Полагаю, моя жена приняла решение не покупать более дорогого мужа.

Серьезность Сейшаса и особая твердость, которая чувствовалась в его голосе, подобно тому как чувствуется твердый каркас под штофной обивкой мебели, вызвали недоумение у всех присутствовавших, не знавших, должны ли они принимать услышанное всерьез.

Тишину нарушил звонкий смех Аурелии.

– Прежде всего, Лизия, вам не стоит верить словам Фернандо. Вы хотите знать, купила ли я его, и если купила, то по какой цене? Не стану скрывать: я его купила, и он обошелся мне очень-очень дорого; он стоил мне больше любых миллионов – я заплатила за него не золотом, но другой, намного более ценной монетой. Я отдала ему свое сердце, которое более не принадлежит мне!

Эти слова прозвучали так искренне, что заставили всех поверить, что прежде Аурелия шутила насчет своего брака. Ее разговор с Лизией казался теперь всего лишь предлогом для пылкого признания в любви, соединившей Аурелию и Сейшаса.

Когда гости стали расходиться, все их разговоры были о счастливых молодоженах, которые спустя месяц после свадьбы ворковали друг с другом, как влюбленные голубки. Лизия даже упомянула, что видела, как Аурелия настолько сильно опирается на руку мужа, что ему трудно идти.

Между тем экипаж Аурелии и Сейшаса ехал по Катете[44]. Аурелия, покачиваясь на мягком сиденье, казалось, совсем забыла о находившемся рядом с ней муже и не думала о нем, пока вдруг он не обратился к ней:

– Со дня нашей свадьбы я ни разу не спрашивал вас о ваших намерениях. Мой долг – уважать их и подстраиваться под них, какими бы необычными они мне ни казались. Однако, чтобы выполнять вашу волю, мне нужно по меньшей мере ее знать.

Поскольку наступили сумерки и Аурелия не боялась быть замеченной, ее лицо приняло выражение высокомерного презрения, которое оно всегда приобретало в минуты молчаливого раздражения.

– К чему этот пролог?

– До сегодняшнего вечера я полагал, что вы желаете скрыть от посторонних истинный характер наших отношений. Признаюсь, мне непонятны мотивы вашего поступка: намеренно раскрыть карты, чтобы потом все опровергнуть…

– Абсурдно? Не так ли?.. Мне тоже так кажется.

– Я не могу читать ваших мыслей. Должно быть, вами движут причины, которые мне неизвестны.

– Я сама не могу дать им объяснения.

– Как бы то ни было, мне необходимо знать, действительно ли вы изменили свое мнение, о чем свидетельствует разыгранная вами сцена, и решили в дальнейшем устраивать скандал из того, что прежде держали в тайне.

– Зачем вам это знать?

– Как я уже говорил, чтобы выполнять вашу волю, чтобы играть с вами в одном ключе. Дуэту аплодируют громче!

– Не сомневаюсь; вот только я выходила замуж не для того, чтобы устраивать музыкальные концерты. Я буду легкомысленной и непоследовательной – у меня есть такие недостатки, – но чем я наверняка не располагаю, так это расчетливостью. Такой уж у меня характер! Разве сейчас, в этот момент, я знаю, чего мне захочется сегодня вечером? Какое новое желание появится в моей душе? Так как же могу я составить план, которому мы как супруги должны следовать? Я могу держать особенность нашего брака в тайне или устраивать из этого скандал по своему настроению. А вот вы на это права не имеете.

– У вас его тоже нет!

– Ошибаетесь. Вы, сеньор Сейшас, как мой супруг, не можете себя дискредитировать, не можете выставлять себя на посмешище.

– Однако вы, как моя супруга, имеете право так поступать со мной.

– Вы сами мне его дали.

– Скажите как есть: не дал, а продал.

Аурелия не ответила. Откинувшись на спинку сиденья, она смотрела на силуэты деревьев и домов, освещенных лучами заходящего солнца. Разговор больше не продолжался.

Аурелия и Сейшас совершили еще несколько визитов. Когда экипаж остановился у ворот их особняка, был девятый час вечера. Доны Фирмины дома не было. Аурелия, сославшись на усталость, любезно попрощалась с мужем и удалилась.

Сейшас, войдя в свои покои, вспомнил слова жены, сказанные немногим ранее: «Чего мне захочется сегодня вечером? Какое новое желание появится в моей душе?» Он уже знал, что в устах его жены подобные загадочные фразы могут значить очень многое.

Начиная с той лунной ночи, когда Сейшас читал Байрона, поступки Аурелии стали еще более непредсказуемыми, чем обычно. Чего же теперь пожелает эта душа, от природы склонная к капризам и причудам?

Некоторое время Сейшас строил предположения на этот счет. Однако вскоре подобные размышления утомили его, и он оставил свое занятие, подумав, что в его положении нет ничего худшего, чем пытаться разгадать намерения жены.

Он размышлял уже о чем-то другом, когда вдруг его посетила мысль, повергшая его в трепет. Им овладело любопытство. Быстрыми шагами он подошел к двери, которая вела в спальню супругов, откуда можно было попасть в покои Аурелии. Сейшас поднял руку, чтобы постучать, и уже был готов позвать Аурелию, но не решился этого сделать. Он прислушался. За дверью царила полная тишина. Что же дальше?

Встревоженный мыслями, охватившими его, Сейшас в глубоком замешательстве несколько раз бесцельно обошел комнату.

Не сводя глаз с двери, он заметил на полу полоску света, которая, как он догадался, исходила из замочной скважины.

Тихо и осторожно Сейшас подошел к двери. Через замочную скважину он увидел на противоположной стене светлое пятно, выделявшееся в сумраке супружеской спальни. Это было зеркало, висевшее над мраморной жардиньеркой, в котором виднелось нечеткое отражение части спальни сеньоры.

Дверь в ее комнату была открыта. На обитом зеленой парчой диване лежала Аурелия, чье неподвижное тело напоминало горельеф на древнем надгробии знатной особы. Складки ее батистового пеньюара спадали на ковер, подобно пенным струям водопада.

Аурелия была неподвижна и очень бледна. Одна ее рука была откинута в сторону, другую она держала рядом с собой, сжимая пальцы, словно для того, чтобы опереться на нее и подняться.

В ее застывшей позе и выражении лица было что-то безжизненное и пугающее.

VIII

Аурелии были свойственны поступки настолько необъяснимые и противоречивые, что ее поведение привело бы в замешательство даже самого сведущего физиолога.

Будучи убежденным в том, что сердце тоже подчинено определенной логике, пусть даже ее законы отличаются от законов разума, рассказчик этой истории хотел бы выяснить, какими причинами были вызваны столь необычные порывы души Аурелии. Однако, поскольку он лишен проницательности, необходимой для изучения самых тонких психических явлений, ему остается лишь изложить известные ему факты, предоставляя каждому читателю возможность самому установить истинные мотивы, которыми руководствовалась Аурелия.

Вспомним свадебный вечер, когда Аурелия после нервного возбуждения, охватившего ее во время объяснений с Сейшасом, без сил упала на ковер супружеской