Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

деревянной миске, постукивая изогнутым черпаком из рога дикого барана. Густой кумыс, чуть пожелтевший в кожаной сабе, куда был налит для брожения, отменно настоялся и не поднимался пеной, но мелко пузырился, издавая тихое шипение.

На дастархан выставили свежие баурсаки из кислого теста, подали на трех блюдах. Потом Карабас принес глубокий поднос дымящегося паром жаркого - это был не обычный куырдак из мелко нарезанного мяса, а любимое кушанье Кунанбая, приготовленное из свежих бараньих почек, печени и кусочков сала, называемое «жаубуйрек». Он это кушанье обычно запивал кислым кумысом.

Когда Алшинбай окончательно смолк, хозяин обратился к нему и майору, указывая на дастархан:

- Благословясь, ешьте и пейте!

И он совершил короткую молитву, провел ладонями по лицу. С тех пор как Кунанбай начал строить мечеть, ему постоянно приходилось встречаться с имамами и хазретами, и оттого ли, но он, не знавший арабской грамоты, теперь часто присоединялся к молитвенным собраниям правоверных и вместе с ними молился, неустанно повторяя «бисмилля» и проводя ладонями по лицу.

Трапеза прервала ход напряженного разговора по поводу дела Божея, но говорить дальше, собственно, не было уже никакого смысла. Майор не стал упорствовать в том, чтобы все было решено сию минуту, его вполне устраивало, что казахи как-то сами между собой договорятся и решат это дело. Если возникнут непредвиденные затруднения, то станет ясно, как поступить дальше. А если Алшинбай споспешествует тому, что дело уладится благополучно, пусть постарается, решил майор.

- Я согласен, - сказал он Алшинбаю. - Подожду еще немного.

И сразу же разговоры пошли в другом направлении. Майор охотно приобщился к кумысу, выпил пять больших чашек. Затем, с аппетитом поев жаубуйрек, попрощался и уехал. Вскоре и переводчик Каска последовал за ним.

Как только он вышел, Кунанбай высказал вслух мысль, которая беспокоила его уже давно:

- Видать, у этой Вареной Головы зоб уже туго набит взятками. Слышали, что он говорит? Похоже, Байсал и Божей немало насовали ему в карманы, действуя через Баймурына, - завершил он свою мысль.

Алшинбай тоже думал о том же. Однако он видел дальше, чувством проникал глубже, поэтому и сидел с невеселым, озабоченным лицом. Всякие подозрения и тревожные мысли одолевали его. Не сразу ответил он на слова Кунанбая. Повременив немного, молвил:

- Взятка - ладно, это дело известное. Разве есть такой начальник, который не берет взяток? Все берут и по-всякому берут: кто справа, кто слева, а кто-то глотает сразу в две глотки. Дело тут не только во взятках...

И только теперь Алшинбай приступил к тому, ради чего он приехал в этот день к Кунанбаю. У этого бая была привычка говорить, не глядя в лицо собеседнику, глубокомысленно наморщив лоб и опустив глаза. Так говорил он и теперь.

- Я стою в стороне и внимательно слежу за каждым шагом, прислушиваюсь к каждому шороху. «Зевака со стороны видит лучше тогыз-кумалаки, чем тот, который играет в них» - говорил мой отец Тленши-бий. Если он прав, то я вижу, что настало время тобыктинцам завершать эту игру. Не закончите, все может обернуться очень скверно, - завершил он свою мысль.

Такое заключение свата стало для Кунанбая полной неожиданностью.

- Алшеке! - воскликнул он. - В степи Божей и Байсал кусали меня за ноги, а здесь, в дуане, они норовят вцепиться в горло! Как после этого мне не идти напролом?

Алшинбай, чуть приподняв со стола левую руку, вкрадчиво опустив глаза, вежливо урезонивал:

- Да, если ты намерен бороться и дальше, тебе и надо идти напролом. Но ведь они тоже пойдут на все и не остановятся на полпути! И не забывай при этом про рыжего майыра. Учти также, что найдется немало всяких баймурынов, которые воспользуются каждой клеветой и всякими сплетнями. Все они вовсе не считают, что место ага-султана утеряно для них навсегда, нет! Они надеются занять его снова. И не перестанут подстерегать тебя на каждом перевале, а теперь постараются, конечно, стащить тебя с коня. Так что хорошенько подумай. Судебная тяжба, в которую будет впутано твое имя, ни к чему хорошему не приведет. А они, пользуясь любым случаем, станут натравливать на тебя всякого, используют любую клевету.

Кунанбай понял намек. Только теперь понял. А «майыру», и Алшинбаю давно понятно, что военные стычки между двумя родами вызваны только личной враждой их акимов. И может так получиться, что на дознании поинтересуются, как мог ага-султан Кунанбай устроить набег на аул Божея и хватать, связывать людей, наказывать их плетьми? Никто не может быть уверен, что дело не примет самый нежелательный оборот. Эти слова, звучащие в разных углах степи, - «жалоба Божея»... «надо провести дознание»... «есть свидетели» - говорят о том, что пламя вражды все больше разгорается и судебные весы пока колеблются.

Кунанбай в раздумье посмотрел на свата, но пока что не вымолвил ни словечка. Он хотел, чтобы сват откровенно высказался до конца. Алшинбай ответил таким же пристальным взглядом и заговорил внушительно, серьезно:

- Сегодня завершена постройка мечети. Дело доброе, и голова твоя высоко вознеслась. Имя твое гремит повсюду. Многие позавидуют тебе, сват, и в первую очередь такие завистники в корпусе, как рыжий майыр. И если при всем этом ты сам, первым, прервешь свою вражду, то для тебя это не будет унижением. Все поймут, что в честь священного открытия мечети ты прощаешь врага и желаешь «очиститься от скверны мирской при совершении святого дела», как говорится в Коране. Да не будет сородич твой Божей врагом тебе! Не толкай его сам в объятия твоих врагов, помирись с ним и стань ему близким человеком, как раньше.

Так заключил Алшинбай.

Кунанбай по-прежнему молчал. Когда о примирении советует сам Алшинбай, нужно хорошенько подумать, прежде чем отказаться. Алшинбай - самый влиятельный бий во всем Каркара-линском округе. К нему за судом и советом приходят от разных родов и племен. В сущности, он тайный управитель всего края. И надо помнить, что из-за Алшинбая тюре Кусбек, когда-то обидевший его, лишился ага-султанства. И благодаря именно дружбе с Алшинбаем был избран на эту должность сам Кунанбай, хотя он из рода Тобыкты, не самого большого и сильного в краю.

И если продолжать враждовать с Божеем, то ведь, и поверженный на землю, он будет кусать за ноги. Это видно по всему. А потом, если говорить об обидах, то насолил-то Божею он. А чем обидел его Божей? Да ничем... Так что, если просит о примирении сам Алшинбай, надо будет соглашаться. Конечно, это