Венгерский рассказ - Клара Бихари

Тот не шелохнулся, углубившись в книгу.

— Сыграйте пока партию с Гансом, господин майор, — предложил обер-лейтенант, кивнув в сторону переводчика, которого он открыто презирал, как презирают лакеев.

Майор высокомерным жестом подозвал переводчика к столу. Ганс от переполнявшей его злости и сознания того, что он не может быть достойным партнером своему шефу, играл хуже, чем обычно. Ронял ракетку, промахивался или в пылу усердия так наваливался на стол, что чуть его не опрокидывал.

Когда майор начал играть с переводчиком, гимназист захлопнул книгу, сунул ее под мышку и неторопливо вышел из зала, к немалому удовольствию обер-лейтенанта, молча наблюдавшего эту сцену. Обер-лейтенант отошел в дальний конец зала и, зайдя за шведскую стенку, выполнявшую роль перегородки в зале, продолжал следить за играющими, а потом вышел.

Зал между тем постепенно наполнялся публикой. Вскоре были заняты и два пустовавших стола. У среднего упражнялись две дамы: одна маленькая и полная, вторая высокая, с красивой фигурой, сильно накрашенная женщина лет тридцати — владелица салона мод в Будапеште. Вскидывая начерненные брови и потряхивая платиновыми волосами, светская львица то и дело поглядывала на обер-лейтенанта, откровенно с ним кокетничая. У второго стола играли сын первого скрипача цыганского оркестра из будапештского ресторана «Центральный» и его младшая сестра. Молодой человек учился в консерватории и был приятелем гимназиста Шани. Эта пара играла темпераментно, со страстью, сопровождая игру эмоциональными возгласами.

Через четверть часа в зал вернулся гимназист. За это время он успел переодеться — теперь на нем были белые брюки и спортивные туфли, а его грудь и плечи обтягивала майка с короткими рукавами. В мускулистых загорелых руках он держал изрядно потрепанную, красивой формы ракетку и легонько вертел ее, разминая кисть.

Он подошел к столу майора и молча остановился.

При виде гимназиста майор вежливо улыбнулся и сказал переводчику, чтобы тот уступил ему место.

Переводчик тотчас повиновался и сел возле сетки. Угодливое выражение его лица говорило о том, что он готов судить хоть до утра.

Партнеры начали разминку. Каждый старался определить сильные стороны, нащупать уязвимые места, разгадать манеру игры противника. Майор был игроком резко выраженного атакующего стиля, но предпочитал не рисковать, избегая сильного завершающего удара, если бить было неудобно.

Немец играл левой рукой. Короткие, резаные мячи его ложились близко у сетки.

— Герр майор сказал, — передал переводчик слова немца, — если у вас нет возражений, можно начинать.

Услышав голос майора, обер-лейтенант вернулся в зал и, прислонившись к шведской стенке, стал наблюдать за игроками.

Гимназист ответил, что возражений не имеет (хотя он еще не успел как следует разведать наиболее слабую сторону майора — его игру в защите).

Подавать начал майор. Подачи у него были сильно закручены, непривычны для Шани, и при первой смене подачи майор выигрывал со счетом четыре — один.

При счете пятнадцать — пятнадцать обер-лейтенант неожиданно предложил майору пари: он ставил сто марок, если гимназист выиграет. Пари было принято.

Шани не говорил по-немецки, но понимал. Когда обер-лейтенант предложил пари, он поднял на него глаза, а когда музыкант из Вены приятельски ему подмигнул, то решил про себя, что не уступит немцу ни одного сета. Если сумеет, конечно.

В конце первого сета счет стал двадцать — двадцать. Майор подал короткий, коварно закрученный мяч. Шани отбил его в сетку. Теперь подавал он. Стремясь подать сильно, в самый угол, гимназист ошибся — мяч пролетел мимо, не коснувшись стола.

Первый сет выиграл майор.

Противники поменялись местами, а число зрителей значительно возросло. Все, кто слышал, как заключалось пари, сгрудились вокруг их стола.

До середины второго сета счет возрастал ровно, очко в очко.

Переводчик, судивший игру, по-солдатски коротко объявил:

— Zehn — zehn!.. Десять — десять, — добавил он по-венгерски.

До сих пор гимназист вел атаку осторожно.

Но вот настала его очередь подавать. Длинные резкие подачи молниями сверкали то на левом, то на правом краю квадрата. Майор едва успевал их отбивать высоко над сеткой; резать и крутить не удавалось. Все пять мячей один за другим Шани погасил с подачи. Его удары были неожиданны и неотразимы, лишь один мяч попал в сетку. Майора ошеломила столь стремительная атака. Двадцать один — восемнадцать… Майор проиграл второй сет.

Третий, решающий, сет обещал быть еще более острым.

Майор изменил стиль игры, пытаясь слабыми и короткими ударами возле сетки сбить темп и дезорганизовать противника. Но Шани защищался упорно, а при своей подаче настильными ударами вновь заставлял майора поднимать мяч высоко над сеткой и затем гасил свечи резко, точно, в дальний угол. Этот сет, а следовательно, и игру, Шани выиграл с преимуществом в несколько очков. Общий счет был два — один…

Окончив поединок, майор остался у стола, по-военному щелкнул каблуками и, не подавая руки партнеру, как это обычно принято, сказал басом:

— Danke… Благодарю!

Гимназист кивнул и тоже остался у стола, не выпуская из рук ракетки, показывая этим, что он готов дать майору реванш, если тот пожелает.

— Ставлю двести марок, — сказал обер-лейтенант по-немецки, улыбнулся и поднялся со своего стула, играя спичечным коробком.

Майор, даже не поинтересовавшись, захочет ли Шани продолжать игру, громко произнес:

— Тысяча марок! — В его голубых глазах, устремленных на обер-лейтенанта, блеснула насмешка.

— Согласен, тысяча марок! — быстро повторил обер-лейтенант, прикидывая в уме, что это будет для него означать в случае проигрыша.

Весть о пари на тысячу марок распространилась мгновенно. Дочка цыгана-скрипача, тоненькая и миловидная девочка лет двенадцати, игравшая за соседним столом со старшим братом, тотчас положила на стол ракетку, и, схватив брата за руку, потащила его к соседнему столу и уселась рядом с обер-лейтенантом. Позади шведской стенки собиралось все больше зрителей. Те, что обычно лишь на секунду заглядывали в зал, совершая свою послеобеденную прогулку, узнав о пари, занимали места позади шведской стенки и наблюдали за игрой, негромко обмениваясь замечаниями. Среди зрителей оказались местный священник и отставной судья королевского суда, которые в это время обычно предавались дискуссиям на теологические или политические темы, а также преподаватель венгерской военной академии полковник артиллерии Ташнади и его постоянный партнер по теннису, некий Бек, владелец суконной фабрики, в прошлом депутат парламента.

После окончания первого сета, который выиграл майор, полковник и фабрикант вошли в зал. В середине второго сета вновь появились министерский советник и Клара в сопровождении ее кавалера. При виде такого скопления почтенной публики, среди которой был приходский священник, они замедлили шаги.

— Игра на пари… Десять тысяч марок! — явно переусердствовав, шепотом сообщил им один из мальчиков, подававших мячи, и