Венгерский рассказ - Клара Бихари

— Нет, он молодец, он замечательный мальчик, — сказал его преподобие стоявшей рядом с ним незнакомой даме. — И храбрый, заметьте, сударыня, очень храбрый!

Дама недоумевала, почему обо всем этом так любезно и с таким пылом сообщает ей старый священник, который всего несколько минут назад далеко нелюбезно оттер ее от шведской стенки.

Тренер, отец Шани, не находя себе места, топтался по залу.

Одному только суконному фабриканту не изменяло спокойствие. В перерыве он успел выкурить свою сигару и с безучастным видом дожидался теперь продолжения спортивного поединка.

— Поверь, я недорого дал бы, чтобы оказаться на месте этого паренька, — сказал он, обращаясь к полковнику. — Даже с моим хладнокровием и с его умением. Мне не жаль тысячи, которую я тебе проиграю, лишь бы он победил. Симпатичный мальчишка! Только, увы, он не выиграет…

Майор подал первый мяч.

При смене подачи он вышел вперед — 3 : 2. Но затем инициативу захватил гимназист. Он гасил буквально каждый мяч, бил из самых трудных положений. И вновь, как в первом сете, счет изменился в пользу Шани — 7 : 3. Налет усталости исчез с его лица, сменившись выражением лукавой удали. Его движения снова стали свежими и упругими, он играл изящно, красиво, словно напоказ. Стойка у него была горделивая и вместе с тем готовая к прыжку, как у леопарда, гибкая, словно ветвь ивы, талия легко изгибалась во все стороны.

Господин министерский советник украдкой взглянул на дочь. Клара, приоткрыв губы, наслаждалась, глядя на гимназиста, и в ее сердце рождались горько-прекрасные чувства. Дёньди — так звали маленькую цыганочку — от радости улыбалась во весь рот, показывая жемчужно-белые зубы, и в уголках ее губ возникали и лопались серебряные пузырьки. Его преподобие присвистывал от удовольствия, а старик тренер, выпятив грудь, полный отеческой гордости, обводил взглядом зачарованные лица зрителей.

Да, Шани играл удивительно хорошо.

Порыв, самозабвенная улыбка украшали его мальчишеское лицо. Ему хотелось победить противника легко и красиво. Он ощущал упругость своих мышц, всю силу юности, а мимолетный взгляд на увлеченные лица зрителей подсказал ему еще одно желание: теперь, когда он имеет преимущество в семь очков, можно немножко и покуражиться над соперником.

При счете 4 : 11 майор взял мяч в руки и начал его разглядывать, затем отбросил в сторону и вынул из кармана другой. Этот мяч был тяжелее прежнего, такими играют на чемпионатах, это Шани почувствовал при первом же ударе.

Тяжелый мяч более выгоден для атаки.

После смены подачи (теперь подавал немец) майор тотчас же нанес неотразимый удар.

За ним последовал еще один.

Преимущество гимназиста уменьшилось до пяти очков, и это вернуло майору уверенность.

Теперь в атаку бросился он и гасил каждый мяч. Ему удалось сократить разрыв в счете до трех. Казалось, гимназист вынужден будет перейти к обороне. Но не тут-то было. Сжав губы, собрав волю в кулак, он атаковал. Немец же опять только защищался. У обоих противников сузились глаза, в них горел странный огонек. Улыбка исчезла с лица Шани, ее сменило выражение суровой решимости, он словно возмужал за эти несколько коротких минут. Голова его будто вросла в плечи, а прямые тонкие брови слились в одну черную стрелку. Ноздри нервно дрожали, смуглое лицо стало белым, как мрамор.

Полковник мысленно простился со своими одиннадцатью тысячами, и, хотя ему случилось однажды прокутить за ночь вдвое больше — правда, тогда он был еще очень молод, — теперь ему было жаль этих денег.

При счете 15 : 12 в пользу гимназиста мяч, пробитый им, улетел далеко в зал.

Суконный фабрикант, удивленный внезапной переменой в поведении Шани, начал не на шутку за него волноваться, как за собственного сына, хотя своих детей у него никогда не было.

Слышалось только частое пощелкивание мяча, и в наступившую тишину неожиданно ворвалось гудение сирены парохода, причаливавшего к дебаркадеру на противоположной стороне озера.

Майор подавал, Шани отвечал ударами. В углах его глаз залегли жесткие морщинки. Пятнадцать — семнадцать! Шани все еще был впереди. Майор сопел, отдувался, расстегнул тенниску, из которой виднелась его мощная волосатая грудь. По лбу немца катились крупные капли пота, губы были плотно сжаты.

Шани опять применил свой финт, но на этот раз, повинуясь какому-то необъяснимому инстинкту игрока, направил мяч не к сетке, а низким настильным ударом послал его на середину стола, прямо под живот ринувшегося вперед майора. Мяч был похож на беспощадный удар кинжалом снизу. Его не смог бы взять даже лучший игрок мира.

Но майор не сдавался, он продолжал наступать.

Для того чтобы достать коварно пробитый мяч, Шани вынужден был упереться левой рукой в пол и подставить ракетку у самой земли. Немец замахнулся на высокий мяч, но неожиданно положил его у самой сетки. Шани в прыжке отразил и его, однако коснулся стола ладонью. Штрафное очко! Разница в счете осталась прежней.

Майор применил драйв и ошибся.

Снова драйв, еще и еще. Семь ударов один за другим, и все семь гимназист возвращал на стол. Теперь и он тяжело дышал, его белая майка намокла и неприятно липла к телу.

Соперники перешли на перекидку. Уже более ста раз перелетел мяч через сетку, но ни один из игроков не решался ударить — ни гимназист, ни майор.

Борьба за очко длилась почти пять минут.

Наконец ошибся гимназист.

Майор произвел подачу.

Шани ударил сразу, быстро и точно. Выиграл.

Еще одна подача, высокий отскок. Шани срезал, майор вернул мяч свечой. Опять удар, но уже в другой угол.

Соперники даже не заметили, что судья встал.

Гимназист, сын тренера, выиграл решающую игру. Два его последних удара были столь быстры и уверенны, что победа его казалась легкой.

Шани остался возле стола, в его умных глазах зажегся упрямый огонек, затем невинным тоном он произнес, обращаясь к полковнику:

— Прошу вас, переведите майору: я благодарю его за игру. — И после маленькой паузы он добавил: — И что я давно не испытывал такого удовольствия!..

Господа, как и подобает джентльменам, продолжали смирно сидеть на своих местах, один лишь священник осклабился в откровенной насмешке, а цыганочка и дочь советника улыбнулись.

Полковник перевел слова гимназиста слово в слово, а потом и ответ майора.

— Герр майор, — сказал полковник, повернувшись к публике, — благодарит за признание и может лишь повторить сказанное им после второй игры.

Мальчишки встретили это заявление хохотом и шиканьем; с ними вместе от души хохотал и его преподобие.

Майор обвел зал злым взглядом и положил на стол ракетку.

Гимназист последовал его примеру, затем вытащил из кармана конверт и вместе с вложенной в него купюрой в