Арабская романтическая проза XIX—XX веков - Адиб Исхак

Перевод И. Крачковского.

БЕСЕДА ДУШ

Пробудись, возлюбленная моя! Пробудись, потому что дух мой взывает к тебе из-за грозных морей, а душа простирает к тебе свои крылья над пенящимися гневными волнами.

Пробудись! Затихло движение, и покой остановил топот конских копыт и шум шагов прохожих. Сон объял людские души, и только я один не сплю: страсть выхватывает меня, едва дремота захочет утопить, любовь приближает к тебе, когда мысли отвлекут вдаль от тебя. Я бросил свое ложе, возлюбленная моя, напуганный призраками утешения, которые притаились в складках покрывал. Я выронил книгу, потому что вздохи мои стерли строчки с ее страниц, и она перед глазами у меня оказалась пустой и белой. Пробудись! Пробудись, возлюбленная моя, и выслушай меня!

— Вот я, возлюбленный мой! Я услышала зов твой из-за морей и почувствовала прикосновение крыл твоих. Я пробудилась, покинула ложе и пошла по траве: ночная роса увлажнила мои ноги и подол платья. Теперь я стою под ветвями цветущего миндаля и слушаю призыв души твоей, возлюбленный мой!

— Говори, возлюбленная моя! Пусть дыхание твое струится в воздухе, несущемся ко мне из долины Ливана. Говори, никто, кроме меня, не слушает. Мрак загнал всех тварей в их гнезда, а дремота опьянила жителей города. Только я один трезв.

* * *

— Небо соткало покров из лунного сияния и накинуло его на тело Ливана, возлюбленный мой!

— Небо сшило из ночного мрака грубый плащ, подбитый дымом фабрик и дыханием смерти, и покрыло им ребра города, возлюбленная моя!

* * *

— Жители деревень заснули в своих хижинах, раскинутых среди орешника и ивы, души их помчались на ристалище снов, возлюбленный мой!

— Вьюки с золотом согнули людской стан, препоны алчных желаний ослабили их ноги, утомление отягчило веки, они бросились на ложе, а призраки ужаса и отчаяния терзают их сердца, возлюбленная моя!

* * *

— По долинам проносятся видения прошлых веков, на холмах реют души царей и пророков. Мысль моя устремляется на арену воспоминания и показывает мне величие халдеев, славу ассирийцев и благородство арабов.

— По улицам проносятся мрачные души грабителей, из оконных щелей высовывают головы ехидны страсти, в извилистых переулках растекаются вздохи болезней, смешанные с дыханием судьбы. Воспоминание отдергивает завесу забвения и показывает мне мерзости Содома и прегрешения Гоморры.

* * *

— Заколебались уже ветки, возлюбленный мой! Шорох их слился с журчанием ручейка в долине и повторяет в ушах моих песнь Соломона, звуки кифары Давида и мелодии Мосульца.

— Содрогнулись в городе души младенцев, которых мучит голод. Устремляются ввысь вздохи матерей на ложе забот и отчаяния. Видения нищеты пугают сердца немощных мужей.

Я слышу горький плач и прерывистые стоны, которые отдаются во мне рыданием и воплем.

* * *

— Разносится благоухание нарцисса и лилии; вобрав в себя аромат жасмина и бузины, оно смешивается с дыханием благовонного кедра и в волнах ветерка льется над раскинутыми холмами и кривыми ущельями. Душу оно наполняет таинственным томлением и вызывает в ней жажду взлететь в небеса.

— Поднялись отвратительные запахи улиц, замешанные на зародышах болезней. Точно тонкие, невидимые стрелы, они колют чувство и отравляют воздух.

* * *

— Вот подходит утро, возлюбленный мой. Пальцы пробуждения заигрывают с сонными веками. Из-за горы полились фиолетовые лучи и сняли покрывало ночи с бодрости и славы жизни. Пробудились деревни, в мире и покое лежащие на плечах долины, запели колокола церквей, наполняя эфир приятным зовом, возвещающим начало утренней молитвы. Пещеры ответили эхом на их зов, как будто вся природа встала на молитву.

Волы оставили свои стойла, а стада овец и коз — загородки, устремляясь к лугам и пощипывая верхушки трав, блестящих от капель росы. Впереди их идут пастухи, наигрывая на своих дудках, а сзади девушки вместе с птицами приветствуют приход утра.

— Пришло утро, возлюбленная моя, и над скученными домами простерлись тяжкие руки дня. В окнах отдернулись занавески, стали открываться двери. Показались угрюмые лица с налитыми кровью глазами; несчастные разошлись по заводам, а внутри их тел смерть, поселившаяся в соседстве с жизнью; на морщинистых лицах виднеется тень отчаяния и страха, как будто их насильно гонят на ужасный губительный бой. Вот улицы стали давиться жадно торопящимися, воздух наполнился лязгом железа, грохотом колес и воплем пара. Город превратился в поле сражения, где сильный повергает слабого, богач-тиран присваивает труды жалкого бедняка.

* * *

— Как прекрасна жизнь здесь, возлюбленный мой! Она похожа на сердце поэта, наполненное сиянием и нежностью.

— Как сурова жизнь здесь, возлюбленная моя! Она похожа на сердце преступника, переполненное грехами и ужасами.

Перевод И. Крачковского.

ПЕСНИ

ПЕСНЯ

В глубинах души моей песня, которая не мирится с одеждой из слов. Песня обитает в зернышке сердца и не хочет излиться с чернилами на бумагу. Она окутывает чувства мои прозрачным покровом и никогда не прольется по моему языку, как слюна.

Как мне ее выдохнуть, когда я страшусь даже атомов эфира? Кому спеть ее, когда она привыкла обитать в доме души, и я боюсь грубости ушей?

Если ты взглянешь в мои глаза, ты увидишь там тень ее отражения; если коснешься концов моих пальцев, почувствуешь ее дрожание.

Деяния рук моих показывают ее, как озеро отражает блеск звезды, а слезы мои открывают ее, как открывают капли росы тайну цветка розы, когда ее волнует зной.

Это песня, которую развертывает покой, а свертывает шум; ее повторяют сны, но скрывает явь.

Это песня любви, о люди! Какой Исхак{84} споет ее, даже какой Давид возгласит ее?

Она ароматней цветка жасмина — какие же уста поработят ее? Она сокровенней тайн девушки — какие же струны возвестят о ней?

Кто соединит грохот моря и песнь соловья? Кто свяжет бурю и вздох ребенка?

Какой смертный споет песню богов?

ПЕСНЯ ВОЛНЫ

Я и берег — пара влюбленных; нас сближает страсть, разлучает воздух. Я прихожу из-за голубой зари, чтобы смешать серебро пены моей с золотом песков его и охладить жар его сердца своей влагой.

На заре я шепчу завет любви в уши друга моего, и он прижимает меня к груди. Вечером я пою молитву страсти, и он целует меня.

Я упряма, беспокойна, а возлюбленный мой в союзе с терпением, в дружбе с твердостью.

Приходит прилив, и я обнимаю своего возлюбленного; идет за ним отлив, и я бросаюсь к ногам его.

Сколько раз я плясала вокруг дочерей моря, когда они поднимались из глубин и сидели на скалах, любуясь звездами. Сколько