Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

морозного пара, рывком распахнув дверь. Его маленькие густые усы были прихвачены инеем, а глаза горели на красном от холода лице. Не дав ему ни раздеться, ни даже поздороваться толком, Абай спросил, хотя ему и так уже была ясна причина столь шумного появления джигита:

- Ты прямо с почты? Есть ли письмо?

Их было даже два: Какитай вытащил письма из-за пазухи и вручил Абаю.

- Только не с почты! - пояснил он. - Сначала забежал в дом к Кумашу, туда и пришли.

Тотчас распечатав письма, одно за другим, Абай первым делом посмотрел на даты, стоящие внизу страниц.

- Одно написано двадцать дней назад. А второе - двенадцать... Это от Магаша, - сообщил Абай. - Я говорил, пиши каждую неделю, так он и исполнил! Но из-за задержек на почте оба письма пришли вместе, - приговаривал Абай, уже надевая очки.

Письмо начиналось с обычных слов, как пишутся все письма, но завершалось стихами Магаша. Абай читал письмо про себя, и все, кто был в комнате, молча смотрели на него, едва дыша, стараясь уловить содержание по переменам в его лице. Рассказав в письме о положении дел, Магаш, в сущности, повторял в стихах содержание письма, от всего сердца поведал в них о своей печали, каковую впервые в жизни довелось ему испытать. Эти нехитрые строки Абай, в паузах грустно вздыхая, прочитал вслух.

Он в недуге лежал, полотна белей,

Устремив на меня в упор

Потускневший во мраке бессонных ночей

И покорный страданию взор.

Он казался иссохшим стеблем степным, Милый брат мой, сердечный мой.

И, рыданья сдержав, я стоял над ним

И терзался печалью немой...52

Прочитав, Абай рывком снял очки. Слезы хлынули из его глаз, мир помутился в них. Он прикрыл обеими ладонями вмиг побледневшее лицо. Глядя на Абая, Дармен и Какитай тихо заплакали.

Баймагамбет, более старший и крепкий духом, сдерживая слезы, с надеждой сказал Абаю:

- Может быть, второе письмо менее печально?

Абай развернул листок. И правда, содержание следующего письма было гораздо более спокойным.

«Последнее время настроение Абиша-ага несколько приподнялось, - писал Магаш, - появился изрядный аппетит, сон стал значительно спокойнее. Доктор сказал, что мы можем взять Абиша домой, лечить в надлежащей домашней обстановке. Хорошая квартира лучше лазарета. Слова доктора вселили в нас большую надежду. Мы наняли в городе хорошую, удобную квартиру и перевезли Абиша туда. Сейчас Абиш-ага всегда находится возле меня. Мы поселились у старика Абсамета. Относится он к нам хорошо, дружески. Этот казах Абсамет приходится нам жиеном53. Находясь на постое в его доме, мы лечим Абиша двояко. С одной стороны, проводим необходимое лечение у доктора, с другой - сами поим кумысом, ухаживаем за ним. Теперь вся надежда только на Аллаха!»

Второе письмо немного взбодрило Абая, некоторые строки, особенно утешительные, он прочитал вслух, повторив два-три раза. Окружающие заговорили: кто высказал слова надежды, кто зашептал молитвы... Попросив Дамежан принести бумагу, карандаш, Абай без промедления сел писать ответ. Какитай тоже принялся за письмо, выйдя в переднюю и устроив свой листок на низенькой деревянной подставке, что отыскалась в доме Дамежан. Взялся писать и Дармен, облокотившись о подоконник. Все писали быстро, искренно, стараясь найти самые сердечные слова.

Абай, подумав о Магаше, который от переполнявших его чувств перешел на стихотворную речь, также открыл свою смятенную душу пронзительным стихам.

Я не пишу, а слезы лью.

Ты видишь, в горести мой дом. Иссякли силы, я стою, Как перед смертным рубежом. Я о себе пишу, Аллах, О горе я пишу своем, Ищу забвения в стихах54.

Так он изливал свое горе - стихами, более привычными для него, чем общепринятая речь для выражения чувств. И далее, исписав еще с пол-листа собственно послания, вновь перешел на стихи. То надежда, то тревога овладевали его душой, словно обжигая пламенем ее или окатывая ледяною водою. Не может иначе поэт, столь углубленно живущий поэзией: любое его состояние во всей своей полноте и правде выливается в поток стихотворной речи...

То надежда придет, То тоска нападет. Нужных слов не найду, В мыслях полный разброд.

...Дух и тело лечи, Отвечай - не молчи, Как он там - я боюсь -Не ошиблись врачи!

Эти строки мешались с приветствиями сыну, горестными вопросами, обращенными неизвестно к кому, просто безответными возгласами.

Хорошо, что с тобой Твой племянник родной.

Услужить ему рад Я услугой любой.

Вдруг, вспомнив о безмерно преданном Магаше, чувствуя его раненую отзывчивую душу, в которой зазвучали его собственные поэтические струны, Абай обратился и к нему:

Песнь твоя с мукою схожа, Болью она рождена.

Мне объясни - отчего же Сам ты лишился сна?55

Неподалеку согнулся над подоконником Дармен, - как и учитель, он в горе своем также воспламенился стихами. Все, прочувствованное сегодня с самого утра, легло в строки его послания в Алматы...

На письма глянул Абай-ага И взял их молча, суров и строг. Я видел, как задрожала рука, Когда развернул он первый листок. Абай дочитал письмо до конца, Скупые слезы вытер платком... Кто может измерить горе отца, Чей сын страдает в краю чужом? Мы вместе второе письмо прочли -И искры надежды в сердцах зажглись. О, если б молитвы помочь могли, И пожеланья друзей сбылись!56

.Еще перед тем как все засели за письма, Абай не забыл дать молодежи необходимый совет.

- Порой надо писать так, - говорил он, - чтобы заставить человека улыбнуться, найти особые слова, чтоб отвлекли и взбодрили его истосковавшуюся душу. Для того, кто прикован к постели, всякие новости, незначительные, казалось бы, живые вести, становятся самым настоящим лекарством.

Немало подобных врачующих строк написали Какитай и Дармен, изложив многие обстоятельства, которые пришлись бы по душе прежде всего Абишу. К полудню разными приветственными посланиями было исписано множество листов. Так и полетели весточки их славных душ, сплоченных одной глубокой печалью, далеко на юг, и теперь, с надеждой и нетерпением, все ждали исхода недели, когда придет, как они были уверены, новое приветственное письмо из Алматы.

Лазарет Алматы был, пожалуй, единственным государственным заведением, которым по праву мог гордиться этот небольшой уездный город. Здесь, на протяженной лощине у подножия величавых гор, среди густых садов и плоских бахчей стояли лишь низкие, в большинстве своем небогатые дома. На окраине, у подола горы, и располагался этот лазарет с его многочисленными постройками.

Летом длинные одноэтажные корпуса для