Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Аксакал, скажите мне, почему ваших сыновей называют «бескаска» - «пять богатырей»? За какие подвиги?

Умный старик, понимая, что юноша не хочет говорить про неприятные семейные дела, мысленно похвалил его: «Смотри-ка, до чего умен и сдержан. Серьезный малый. И рассудительный такой. Видно, отец достаточно учит его уму-разуму».

- Они сами-то уверены, наверное, что не зря их называют удальцами, батырами. Но какие подвиги за ними - того я не знаю. Думаю, все это пустое - одна болтовня и похвальба. Хочешь -спроси у него самого, - говорил старик, указывая на Манаса. -Спроси, где они сумели показать свою силу, кого победили, кого обидели... А ведь когда Бокенши - Борсак взбунтовались, мол, умрем, а не отдадим Карашокы, достаточно было одного слова твоего отца, чтобы я поднял этих своих удальцов и бросился к нему на помощь, - вдруг снова резко повернул старик разговор к его началу. - Тогда я думал, что и мне достанется какой-нибудь клочок земли с захваченных урочищ. А что же я получил? Мордой об камень получил, вот как это называется.

- Аксакал, но как же быть с тем, что говорят: «Не бери порченное у испорченных, толку будет мало»? Вы забрали у своих - у вас забирают свои же. Разве Бокенши - Борсаки не свои? Разве могло пойти вам на пользу то, что было отнято у своих родичей? Так что не стоит, наверное, вам излишне переживать о потерях.

Кулыншак молча смотрел на него - Абай все больше нравился старику, парень высказывался вполне внятно и рассудительно. Но ему не нравилось то, что говорил Абай. Манаса же и его жену, судя по их глазам, доводы Абая убедили. Аксакал не стал отвечать, но по виду его было понятно, что послание Кунанбая ему сильно не по душе.

Абаю теперь было ясно, что Кулыншак поддерживал его отца только корысти ради, чтобы урвать «клочок какой-нибудь земли» у Бокенши или у Борсак. И глубоко разочарованный, огорченный и за отца, и за уважаемого аксакала, у которых на уме была одна только нажива, Абай покинул аул Кулыншака.

Вернувшись к отцу, Абай доложил ему, что возражений со стороны Кулыншака не было. Но не сказал о том, что аксакал сильно обиделся. Докладывал сын Кунанбаю коротко и сухо.

О поездке Кунанбай спрашивал отдельно и у Карабаса, вызвав его одного. Тот подтвердил все то, что рассказал сын отцу.

От себя Карабас дал очень высокую оценку и посольским речам Абая, и его поступкам.

- Сын ваш, мырза, может разговаривать как взрослый человек. Несмотря на то, что перед ним был сам Кулыншак, парень не оробел и разговаривал с ним как равный с равным, - расхваливал Абая Карабас.

Кунанбай поднял руку, ладонью на шабармана, мол, достаточно, замолчи.

Но на следующий день снова послал сына с поручением, и опять придал ему в спутники Карабаса. На этот раз они были отправлены к баю Суюндику.

В неблизкий аул Суюндика посланцы прибыли уже в поздние сумерки. Лишившись своего зимовья, Суюндик зазимовал в стойбище Туйеоркеш - Верблюжьи Горбы, что в дальнем углу округи Караул. Аул Суюндика, большей частью своих очагов, сейчас бытовал в юртах. Зажиточный аул, имевший довольно большое количество скота, насчитывавший и достаточное число людей, еле уместился в старых зимниках, не успев построить новых. И когда пришло первое тепло, пригрело весеннее солнышко, аул сразу же перешел жить в войлочные юрты.

В большой белой юрте Суюндика было тепло, весь дом заставлен домашним скарбом, перевязанными вьюками, сундуками, горой чем-то набитых мешков. Стены сплошь завешены коврами и узорчатыми войлочными кошмами.

Все еще ходивший в саптама, сапогах с длинными войлочными голенищами, и в теплом бешмете с беличьим подбоем, Абай не должен был замерзнуть в добротном войлочном доме Суюндика. Правда, этой весной ему впервые приходилось ночевать в юрте. Здесь был прохладный, свежий воздух, дышалось полной грудью. Весной, после духоты зимников, первые юрты, поставленные на открывшейся от снега земле, всегда были людям в радость...

Посреди просторного войлочного шатра на низком круглом столике стояла каменная лампа, дававшая тусклый желтый свет.

В полумраке сидели сам бай Суюндик, его байбише, сыновья Адильбек и Асылбек, а также прибывшие гости. Но находилась здесь еще одна душа, чье присутствие озаряло, словно весенним светом, сумрачное кочевническое жилье. Это была дочь хозяина, Тогжан.

Она уже несколько раз заходила и выходила из юрты отца, то и дело поглядывая на Абая. Жила она где-то в соседней юрте. Нежные серебряные звоны шолпы19 оповещали о приходе Тогжан, словно чудесные голоса невидимых существ, летящих впереди нее с радостной вестью. Все, что было связано с нею, касалось ее, украшало ее, представлялось Абаю неземным - не таким, как все остальное вокруг. Филигранные серьги в ушах, шапочка из куньего меха на головке, многочисленные браслеты, позванивающие на ее тонких запястьях - словно перекликаясь с невидимками, прячущимися в шолпах ее длинных гибких кос, - все это казалось Абаю сказочными сокровищами, доставленными из чужедальних стран. Изогнутые тонкие брови на ясноглазом белом лице будто срисованы с серповидной луны, но внешние кончики их, изгибаясь к вискам, напоминали трепетные остроконечные крылья ласточки. Изящный прямой нос, открытый смелый взгляд длинных, чуть раскосых глаз - облик ее показался Абаю необыкновенным, прекрасным.

Когда она, вмешиваясь в домашние разговоры, смеялась или в легком смущении отвечала на чью-либо шутку, высокие брови ее начинали сходиться и расходиться на сияющем лбу, словно стремительные удары крыльев птицы, возносящейся в небесную высь. И Абай не мог оторваться от ее, то и дело уносящихся к небесам, чарующих глаз, и сам тоже устремлялся вслед за ними в полет - Абай не мог отвести свои глаза от Тогжан.

Девушка радостно и усердно хлопотала по дому, устраивая гостей, отдавала служанкам распоряжения, чтобы те немедля поставили чай и накрывали дастархан. Когда чай, за совсем короткое время, был готов и подан, она села рядом с отцом, чтобы разливать, вместе с молоком, ароматный чай по чашкам и передавать в руки сидящих за низким круглым столом гостей и хозяев.

Абай, посланник отца, не растерялся и перед баем Суюнди-ком. И снова юноша разговаривал с ним не как зеленый юнец, но как вполне разумный, зрелый муж.

За чаем, то и дело поглядывая на Тогжан, он стал спрашивать у Суюндика:

- Аксакал, если знаете, то скажите мне: почему называют Караулом гору, возле которой находится ваш стан?

Суюндик отвечал:

- Бог