Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов

кругу лежали большие белые подушки с городским узором. Гостям предложили почетное место на торе, а хозяева расположились ниже - они сели по обе стороны, перед двумя кроватями, украшенными разноцветным орнаментом из кости.

Это были сами хозяева ногайского аула - трое из пяти детей покойного Махмута, который возглавлял аул прежде. Ближе всех к тору сидел старший из братьев - Жакып, выделявшийся среди других своим необычайно крупным телосложением. За ним расположился Муса - полный, рослый, с широким лицом, обрамленным рыжими волосами, но с неожиданно черными бровями и бородой. Самый младший, хозяин этой восьмиканатной юрты, также рыжий, с пригожим лицом Мусабай, от своих братьев не отставал по дородности. Он сел на торе третьим. Дальнее место занял Нуртаза, молодой джигит, это был жиен10 хозяев, и родственная кровь придала ему те же черты, что и братьям - крепкое телосложение, значительный нос и большие черные глаза.

Все хозяева были одеты нарядно и даже щеголевато; не отставали и гости: Акылбай, Магаш и Какитай в своих бешметах и чапанах, сшитых городскими портными, выглядели безукоризненно, а бобровые тымаки еще пуще добавляли им солидности.

Вот принесли большую деревянную чашу кумыса, стали его разливать. Протягивая свои пиалы и устраиваясь поудобнее, хозяева и гости разговорились, начиная знакомство и осторожно расспрашивая друг друга о том о сем. Несмотря на свой внушительный вид, хозяева аула были улыбчивы и приветливы, как дети. Гости, почувствовав к себе достойное уважение, сразу поняли, что в этой семье прежде всего ценятся учтивость и деликатность.

Пришла пора отпустить остывших коней, чтоб те спокойно попаслись, и Алмагамбет с Дарменом вышли наружу. Вернувшись, они принесли новую весть.

- Похоже, здесь нас не просто накормят, но и вряд ли отпустят без ночевки, - тихо сказал Абишу Дармен.

- Там уже закололи молочного жеребенка и разделывают тушу! - добавил Алмагамбет.

Над гостями главенствовал Дармен, а аульными, Мусабаем и остальными, верховодил неугомонный весельчак Утегелды. Он-то и сказал Мусабаю, когда тот вышел из юрты после чаепития:

- Желанных гостей ты привечаешь. Вот бы хорошенько развлечь их!

Мусабай было поколебался, но в это время из юрты вышел его старший брат, богатырь Жакып. Он слышал этот разговор и, уходя домой, наклонился к Мусабаю:

- Утегелды прав. Хорошие джигиты, пусть останутся на ночь.

Утегелды окончательно уговорил Мусабая, сообщив, что Абиш превосходный скрипач. Тут же выяснилось, что весельчак знает, где найти скрипку: оказывается, инструмент есть в ауле Шубара, и можно послать туда человека. Никто не догадывался, в чем была затея Утегелды, а ведь он убивал сразу двух зайцев - ведь именно в близкий аул Шубара жена Мусабая увела сегодня с собой Магрипу!

Весть о скрипке полностью убедила Мусабая, и он немедленно согласился с предложением Утегелды. Дело в том, что Мусабай, который сам не умел ни петь, ни слагать стихов, ни играть на инструментах, чрезвычайно любил тех, кого Аллах наделил разного рода талантами: не только акынов и музыкантов, но и просто искусных рассказчиков, весельчаков, балагуров и шутников. Зимой и летом он собирал подле себя всякого рода людей веселья, с радостью водил с ними дружбу и подолгу не отпускал из своего аула, что, впрочем, радовало и самих весельчаков, таких как, к примеру, Утегелды. Этот последний и младшего брата с собой привел, Баймурына - также человека общительного и охочего до развлечений. Именно Баймурын и оказался, как нельзя кстати, тем самым джигитом, которого и послал Мусабай за скрипкой. Когда Баймурын был уже в седле, Утегелды, как бы вспомнив что-то, сказал Мусабаю:

- Есть у меня дело к одному человеку в том ауле. Пожалуй, пойду, передам через брата.

«Дело», о котором якобы вспомнил Утегелды, было все то же: подбежав к керме, он положил ладонь на колено Баймурыну и тихим голосом передал жене Мусабая послание: пусть вместе с Магрипой побыстрее возвращаются в аул, поскольку сюда прибыли важные гости.

- Скрипку, конечно, тоже не забудь, - добавил Утегелды.

Баймурын привез скрипку после полуденного намаза. К тому времени уже сварилось мясо. Вскоре в аул въехала повозка: в ней сидела жена Мусабая и ее подруги - молодые замужние женщины и девушки. Магрипа была среди них. Гости знали, что Мусабай женат на сестре Азимбая, и рослая молодая женщина, которая быстро вошла в юрту и учтиво поздоровалась с гостями, была удивительно похожа на своего брата: румяные, горящие здоровьем щеки и упрямо вздернутый нос. Следом появилась девушка-прислуга, также приехавшая с нею, она внесла корпе и чапан. Когда служанка на мгновенье распахнула кошму в дверях, Абиш издали увидел Магрипу: она медленно шла к себе, держа ладонь на отлете, будто рвала высокие цветы. Ее большая белая юрта стояла на самом краю аула, красноречиво свидетельствуя о стремлении Сулеймена, отца Магрипы, к уединению и покою.

По традиции не принято сразу уезжать из аула, где специально для гостей режут жеребенка, - следует остаться на ночь. Вдоволь наевшись свежего мяса и напившись чаю, гости вышли наружу. Длинный летний день уже клонился к закату. Керме была пустой: всех коней уже отогнали на пастбище, а упряжь и седла сложили в большую кучу у гостевой юрты, что стояла тут же, по соседству. Обо всем этом позаботились Мусабай, Нурта-за и другие джигиты. Добряк Нуртаза, особо славившийся своим гостеприимством, доводился Мусабаю племянником, но был при этом почти ровесником своего дяди.

В тот поздний час, когда все жители аула закончили вечернюю трапезу и приступили к долгому чаепитию, в совсем уже сгустившихся сумерках зазвучали первые песни: в просторной юрте Мусабая началось веселье. Весь этот большой аул, едва успокоившись после дневного шума, слушал звуки скрипки. Ее нежный, протяжный голос возвещал о начале праздника. Было видно, как от юрты к юрте перебегают молодые джигиты и девушки-служанки, чтобы сообщить о том, что подошло время кюя - пора сладкозвучных песен. Жена Мусабая тотчас послала девушку ко всем своим абысын11, сказав, что их зовет младший из братьев. Приглашение от имени Мусабая было передано и Магрипе.

А скрипка тем временем звала сама по себе: из юрты доносились красивые и нежные, в темноте таинственно звучащие русские вальсы - сначала «Лесная сказка», затем - «Над волнами»... Вот торжественно и бодро взмыл военный марш, а после - поплыла над аулом нежная, чарующая, обворожительная мелодия мазурки.

В чьих же внимательных руках так проникновенно пела скрипка? Музыкантом был, конечно же, Абиш! Он играл, сидя у стены юрты, откинувшись