Барнабо с Гор - Дино Буццати

Барнабо знает: все это выдумки. Жизнь будет идти своим чередом – так, как шла всегда, год покатится за годом, даже глазом не успеешь моргнуть. Между тем Монтани спустился к сторожке – медленно, словно нехотя. «Ага, его тоже сморил сон, – думает Барнабо. – Отчего он не ушел спать раньше? Ясное дело: он не успокоился бы, если б не поиздевался вдоволь над кем-нибудь».

Припустил дождь. Монтани сейчас уснет, а у Барнабо ком застрял в горле. Он устало снимает шляпу. Прислушивается к шуршанию дождя по корке ледника и по цинковой крыше сторожки. Барнабо один. Перевернув ружье дулом вниз, чтобы в ствол не попала вода, он снова принимается шагать. Вот бы спеть что-нибудь. Дождь течет по лицу, тонкими струйками сбегает по щекам в рот: на вкус он горький.

8

В Сан-Никола праздник. Солнце расцвечивает яркие гирлянды, натянутые поперек улиц. Утро с холодком, звонари, не жалея сил, бьют в колокола. На площадь стягиваются торговцы, музыканты со своими аккордеонами, флейтами и гитарами, сквозь толпу ползут щегольские повозки, каких никто здесь еще не видел. В церкви поет хор, служат торжественную мессу, и солнечные лучи прошивают клубы ладана.

В долину спустились и лесничие, кроме тех троих, что дежурят у порохового склада, и Бертона – он остался сторожить дом. Барнабо с радостным сердцем спешил в Сан-Никола этим свежим ранним утром. Что же, он молод, и ему хочется повеселиться в такой погожий день. «Сделаем вот это, сходим туда-то». – У лесничих большие планы, праздник есть праздник. А в итоге (Барнабо знал это наверняка) они завернут в остерию и просидят там до позднего вечера. Однако сам он, Барнабо, отправится в тир, где по праздникам вместо стрельбы устраивают танцы.

И вот в два часа пополудни он – в новых башмаках и в шляпе с пером – шагает к тиру, лавируя по узким боковым улочкам, где так задорно плещется солнце и не встретишь ни души. Но вдруг на углу, затушеванном тенью, Барнабо видит старушку; у ее ног ничком лежит собака, жалкая на вид дворняга, которая, похоже, умирает: она выпростала лапы, и по ее телу пробегают судороги. Барнабо останавливается.

– Ну же, Моро, вставай, будь молодцом, – мягко говорит псу старушка. – Давай, еще пару шагов, и мы дома.

Пес перестает вздрагивать, медленно поднимается и бредет по улице, пошатываясь, словно пьяный. Шаг, еще шаг; старушка идет следом. Тень заканчивается, собака входит в солнечный свет, а потом сворачивает в тесный переулок. Старушка тоже исчезает из виду. Барнабо обводит взглядом пустынную улицу. И продолжает свой путь. Скоро до Барнабо доносятся приглушенные звуки далекой музыки.

На площадке тира, обнесенной оградой, толпится народ. На помосте молодые музыканты с гитарами и аккордеонами, а у одного в руках мандолина. Лица все незнакомые. «Наверняка чуть погодя встречу кого-нибудь из приятелей, – думает Барнабо и садится на скамью. – До чего же хочется потанцевать, вот бы попалась свободная девушка». Но все-таки он понимает, что лесничим здесь не место. Вокруг горожане при деньгах, важные. И ясно, что никому нет до него дела.

Старый добрый вальс теперь не узнать. Раньше он звучал иначе. Много лет назад в далеком отсюда городе вальс играли скрипки. А потом он добрался до гор, но слишком устал, преодолев такой нелегкий путь: неудивительно, что он спотыкается, прихрамывает и совсем не весел.

Барнабо уже не заглядывается на девушек. Он смотрит, как ветер плавно качает зеленые ветви деревьев за оградой тира; сквозь листву белеют в лучах солнца горные хребты. Где-то там, на вершине, – неразличимая крапинка, шляпа Дель Колле, которую Бертон прибил к скале. Перо еще держится на тонкой нитке, и ветер треплет его. Но скоро оно оторвется, имейте в виду. Оторвется.

9

Бертон остался один в Новом доме. Растянувшись на солнечной поляне, он смотрит на горы.

Туда, на самые высокие пики, никто никогда не забирался и, возможно, не вскарабкается вовек. Но до чего же славно смотреть на них, просто смотреть – хоть часами напролет. Вон она, Пагосса, с длинными уступами, обращенными к востоку.

Сан-Никола появился сотни лет назад. Колокольня там совсем старинная, а иные дома обветшали настолько, что со дня на день обрушатся. Жители города построили мосты и проложили улицы, поднимаясь все выше в горы, в глубь лесов – за древесиной. Но на границе ледников им пришлось отступить. Так что никому из местных не довелось слушать ветер, который носится среди вершин. Те, кто живет в Сан-Никола, с детства видят горы и даже выучили их имена, но никто не дерзнет лезть туда, где в летнюю пору клубятся белые облака. Да и что там можно обнаружить?

Бертон все смотрит на хребты. За вершину Пагоссы зацепилось облачко, оно радо бы задержаться, но ветер гонит его дальше. На макушке горы остается лишь клочок тумана, похожий на дым и такой изумительно белый на фоне лазури. Это легкое кружево долго не рассыпается, хотя облачко, от которого оно оторвалось, уже далеко.

Солнце медленно ползет к горизонту, Бертон чувствует, как приближается вечер. Скоро должен прийти кто-то из товарищей, чтобы сменить дежурного на пороховом складе. Бертон мысленно спускается со склона, минует Сан-Никола, идет вперед, к равнине. Теперь он уже далеко от лесничества и стоит перед своим домом. Его отец, плотник, сидит отдыхает на кухне. Сестра Мария – в комнате за шитьем. После того как он покинул дом, здесь все замерло и затихло. Но впереди еще целая жизнь. Может быть, он вернется когда-нибудь в родные края, как знать.

Между тем, пока Бертон мечтает, на вершине большой скалы, похожей на развалины башни, левее Срединного хребта, вьется еле приметная ниточка дыма. Это не туман, но серый дым, который поднимается в небо так ровно, словно ветер совсем стих.

Бертон в изумлении вскакивает. Сейчас нет никакого проку кричать, трубить в рог или палить из ружья. Среди скал кто-то есть – именно там, куда никто еще не решался вскарабкаться. Вероятно, разбойники или убийцы. Надо же, залезли-таки туда, на эту башню-твердыню.

Лес пропитывается сумраком, близится ночь, по скалам растекся багрянец заката. В Сан-Никола лесничие поднимают бокалы и танцуют, позабыв про Дель Колле. Хотя нет, они же обследовали вдоль и поперек весь лес, стреляли вхолостую из ружей, прочесывали окрестности несколько месяцев кряду. А оказалось, те, кого они искали, взмыли выше воронов и никому не поймать их.

Тени пролегли в лесу и всползли на ледники,