Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов

ход. Но вмешательство адвоката Андреева, его неотразимые исковые заявления не позволили положить дело под сукно: в любом случае Андреев мог перевести разбирательство дела Абая в окружной генерал-губернаторский дуан, и тогда дело Кошкина могло принять нежелательный для него оборот. Ко всему еще советник Лосовский успел представить губернатору свой отчет о сорванных выборах в Ералы, где подробно изложил обо всех противозаконных действия уездного начальника. Замять скандал теперь представлялось делом невозможным, надо было в гражданском порядке как-то выгородить Кошкина, не выходя за пределы уезда, вынести приговор Абаю и закрыть дело. Поэтому и согласился губернатор, чтобы дело было рассмотрено не в суде, а в гражданском порядке, своей властью, и поручил это дело старому, опытному чиновнику Хорькову.

Беглым взглядом окинув дело Абая, Хорьков сразу понял, что если строго наказать Абая, приговорить к длительному сроку заключения, то опытный адвокат Андреев тут же подаст на аппеляцию в окружной суд, и тогда Хорьков со своими безобразиями непременно всплывет в суде высокой инстанции. Поэтому он решил приговорить Абая к выплате штрафа и освободить его. А к делу Абая присоединить иски на Кошкина и покончить с его делом, особо не раздувая.

Но Хорькову хотелось на этом деле сорвать крупную взятку, нельзя было упускать такой удобный случай. Угодив одновременно и губернатору, и председателю окружного суда, он не хотел сам оставаться без выгоды. В разговоре с Андреевым он намекнул, что положение Абая можно значительно облегчить или даже добиться полного освобождения, если постараться кое-кого «уговорить». Адвокат отлично понял его и при очередной встрече с подзащитным с ядовитой усмешкой просветил его: «Председателю нужно немного подлечиться... Думаю, что на лекарства ему понадобится рублей пятьсот». Деньги были Ерболом доставлены по назначению.

Хорькову теперь оставалось разъяснить Тентек-оязу, как тот должен будет вести себя на разбирательстве в коллегии областного управления. Но неожиданно он натолкнулся на глухое сопротивление Кошкина, который, отлично зная о большой любви Хорькова к взяткам, понял дело таким образом, что взятку тот получил и теперь хочет выгородить киргиза Абая и унизить достоинство честного слуги царя и Отечества. Одна только мысль о том, что при разбирательстве его поставят на одну доску с диким кочевником, приводила начальника в бешенство. Он принял это за оскорбление и потребовал рассматривать его дело отдельно, без присутствия этого киргиза. Хорьков всячески пытался его переубедить, хотел даже припугнуть его тем, что обвинение в противозаконном избиении выборных лиц грозит ему большими неприятностями.

В Кошкине проснулся тот самый зверь-самодур, который свирепствовал и бесчинствовал в Ералы. Тентек-ояз заявил, что огласки не боится и что ему придется отвечать только за рукоприкладство, других же неприглядных дел за ним не подразумевается - вроде вымогательства или взяточничества. И что он на любом суде сможет доказать необходимость тех решительных мер, к которым вынужден был прибегнуть ввиду особых обстоятельств. Далее он высказал в глаза Хорькову: судить его должны те, у кого совесть чиста, а не те, у кого рыльце в пушку. «Вы забыли, кажется, что дело заведено не на меня, что судят не меня!» - раскричался он.

Старый чиновник Хорьков, сам матерый зверь, злобно ощерился в ответ. Пригрозил, что немедленно доложит генерал-губернатору о дерзком поведении уездного начальника.

Таким образом, дело, в котором переплелось столько противоборствующих начал, пошло не совсем в том русле, которое наметил председатель коллегии. С надменным видом войдя в зал заседаний, Кошкин сразу же заявил, что не желает сидеть как ответчик рядом с киргизом и, пощелкивая каблуками сапог, подошел и сел за зеленый стол заседаний. Хотя старик председатель старался сохранить видимость спокойствия и уверенности, он заметно нервничал, но действовал умело и торопливо подвел дело к завершению. Вынесен был Абаю мягкий приговор, после чего председательствующий заявил, что вопрос об уездном начальнике будет рассматриваться отдельно, без присутствия посторонних лиц.

Итак, искусное словопрение чиновников, правящих жизнью кочевого народа, подвело к такому решению. Но, дав высказаться Абаю, председатель все же задал ему каверзный вопрос:

- Уездный начальник имел отношения с выборными лицами. А Кауменов, и Шока-улы, и Суюндик-улы, как выборные лица, могут обращаться к уездному начальнику. Ну а ты почему вмешался, Кунанбаев?

Абай ответил, не смутившись:

- Меня попросил народ. Я говорю по-русски. Когда начальник Кошкин приказал бить нагайками Оразбая Аккулова, народ велел мне немедленно вступиться за него.

При этих словах Тентек-ояз, и так уязвленный данной Абаю свободой говорить на русском, вновь не выдержал и взвился до потолка:

- А ты кто такой у этого твоего народа? - закричал он. - Кто дал тебе право говорить от имени народа? С чего это вдруг почувствовал в себе такую силу? Откуда у тебя взялась такая прыть, киргиз?

Его выкрики не затронули Абая, он спокойно отвечал:

- Этот человек говорит о силе. Нет, у меня не было такой силы, какая была у него с его солдатами, с ружьями. У народа не было ружей. Но есть сила, которая сильнее оружия. Сильнее приказов уездного начальника. Называется она - справедливость и честь. Наш народ говорит, - тут Абай повернулся к толмачу и сказал: «Переведи все в точности!», - «Подчиняйся не силе, а правде. Несправедливости не подчиняйся, за справедливость стой, если даже головой придется заплатить».

Эти слова словно подытожили всю сегодняшнюю беспримерную борьбу Абая.

Когда толмач перевел его слова, Андреев, Лосовский и Михайлов, сидевшие сзади него, у противоположной стены, молча переглянулись между собой. Даже их, знавших его близко, удивило, как достойно держался сегодня Абай...

И тут судопроизводство вдруг перешло в словесный поединок между Тентек-оязом и Абаем.

- Ты защищаешь Кауменова Базаралы, Кунанбаев! А ведь он - родной брат разбойника Оралбая! - обвинил Кошкин Абая.

- Я помогал только выборным биям, которых вы избивали, - возразил Абай.

- Это ложь! Ты не только о них заботился! Твоя цель была - освободить Кауменова! Из-за него ты и возмутил народ и устроил беспорядки!

- Я не лгу! Но Кауменова я и вправду считаю невиновным.

- Так бы сразу и говорил! Скоро ты будешь выгораживать и его брата, этого разбойника Оралбая! - так говорил Тентек-ояз и, повернувшись к председателю, многозначительным тоном обратился к нему:

- Господин председатель! Прошу эти слова