Путь Абая. Книга первая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Отдавали не в рабство, не для того, чтобы над нею издевались и предавали ее мучению. Здесь вся вина ложится на Божея. Если на то пошло - почему моя дочь не могла бы стать его дочерью? Почему? Но он воспринял ее как дитя врага, ощетинился, как еж, выставив иглы ненависти не столько против нее, сколько против всего моего потомства. Так на чьей шее висит грех? Я могу даже признать, что в чем-то виноват перед ним. Но ребенок при чем? Разве виновна моя дочь в том, что ее вынули из колыбели и, как любимое дитя, передали в его объятия? И если он, в конце концов, не сумел объяснить своим бабам, своим родичам и всем вокруг себя, что это все значит, то великий грех на Божее! Все это я передаю ему в своем послании.

В этих словах, уничтожающих Божея, содержалась суровая правда о нем. И Абай сам, съездив к нему домой, вдруг увидел этого человека совсем в ином свете. Божей мог, по крайней мере, свою жену поставить на место. Если бы, конечно, захотел этого. Об этом был разговор и у Абая с Габитханом, когда они возвращались из поездки.

На следующий день с посланием Кунанбая был отправлен в аул Божея шабарман Жумабай.

И Айгыз отправила вместе с ним одну пожилую женщину из аула - передать жене Божея свое послание. В нем Айгыз просила сказать такие слова: «С моим ребенком, отправленным к ней, в ее семью, она обращается как с ненужным подкидышем. Если бы умнее была да совесть имела, так бы не поступала. Оставила маленького ребенка без присмотра, обрекла на болезни и страдания».

Жорга-Жумабай вернулся из аула Божея мрачнее тучи. Вид у него был необычно для него подавленный и угнетенный. По его приезде Абай первым услышал ответ Божея. Оказывается, во время высказывания шабарманом слов послания рядом с Божеем сидели Байдалы, Тусип и еще некоторые... А когда жена Божея пересказала ему слово в слово послание от Айгыз, то он полушепотом переговорил со своим окружением и после этого жестким голосом высказал такое ответное послание:

«Пожаром, который устроил Кунанбай, дотла сожжена моя честь. Он что, думает: «Рана зажила, кости срослись»? Напрасно так думает - ему невдомек, что творится в моей душе. Или он решил: пусть у других все горит синим пламенем - лишь бы его очаг остался цел? Наверное, Кунанбай не разорился, и дом его не зачах, лишившись одного из своих многочисленных отпрысков. Пусть лучше ничего больше не спрашивает у меня, держится в сторонке. И пусть не городит на меня всякую напраслину - тоже мне, родственничек называется!»

В этих словах таилась неискупленная смертельная обида. О, вражда еще не рассосалась, она вспухла сильнее, как бы напоминая: «Я еще здесь, я не исчезла!»

Кунанбай выслушал ответ, тяжело дыша, потемнев лицом, задыхаясь от гнева. Послание Божея не понравилось и Абаю. Оно разочаровало и сильно огорчило его.

«Где же у них простая человеческая жалость? Тупые бабы, байбише и ее дочери - они могли это сделать, но Божей! Что за жестокость - замучить маленького ребенка, предать его медленной, мучительной смерти, и при этом быть рядом, спокойно смотреть на все это! Что же он, всегда такой обходительный, почтенный, добродетельный только с виду такой? Других обвиняет в нечестивости, а что же сам? Чем он лучше Кунанбая, которого проклинает, с кем враждует постоянно?»

Так думал Абай, опечаленный и подавленный.

Кунанбай был в ярости. Не мигая, одноглазо уставился на сына, произнес срывающимся голосом:

- Что это, сынок? Выходит, мой ребенок для него не человеческое дитя, а какая-то жалкая зверюшка? Нет, его ненависть ко мне не утихнет до самой могилы. Он же готов разодрать, загрызть, убить любого из моих сыновей, истреблять подряд всех моих потомков, выкалывать им глаза и зубами в клочья рвать! А что мне остается делать? Есть один выход... Я еще немного подожду, потерплю. Надо посмотреть, чем все это кончится, - сказал Кунанбай, и вид у него при этом тоже был подавленный.

По прошествии нескольких дней после этих событий из аула Божея пришла тяжелая весть, все предчувствовали ее - но все же она оказалась неожиданной.

Умерла Камшат. Несчастную девочку, скончавшуюся утром, поторопились схоронить в тот же день, сразу после обеда. Бесчеловечно поступил дом Божея, похоронив ее без уведомления дома Кунанбая и родной матери ребенка, Айгыз. Ужасную весть услышали она и Улжан сегодня из уст одного пастуха.

Не только Кунанбай - все в доме осудили Божея. Особенно старая Зере и Абай - они были убиты его черным поступком. Если недавний ответный его приговор показался им нехорошим, то последнее деяние Божея было воспринято ими как непостижимая, нечеловеческая жестокость. Божей, видимо, и сам почувствовал что-то неблагополучное. Стало известно, что в день смерти девочки он советовался с Байдалы, с близкими: «Может быть, надо сообщить Айгыз?» Но резко воспрепятствовал Байдалы, тут же сообщив, что Кунанбай передал во владение роду Бокенши урочище, принадлежащее роду Жигитек.

С тех пор как земли Копа и Каршыгалы были отобраны у Жи-гитек и переданы Бокенши, между этими родами каждый день возникали споры-раздоры по поводу пастбищ, выбора кочевых станов, выгонов для кобыл. Прежде жившие в большом согласии между собой, роды эти стали охладевать друг к другу.

Байдалы, Тусип и другие аткаминеры, чувствуя это, потеряли покой: «Как бы не обидеть Бокенши, не выпустить бы их из родственных объятий». Ведь для них Бокенши были главной опорой в борьбе с Иргизбаем. И в ежедневных этих тревогах они видели причиною всех бед одного Кунанбая с его кознями. Божей так же болезненно воспринимал беспокойные новые обстоятельства в отношениях с родичами и тоже был очень зол на Кунанбая. Так уж случилось, что именно в это сложное время, на которое выпала смерть маленькой Камшат, Божей вынужден был повести себя столь жестоко.

Но в душе Абая не было прощения Божею, виновному в гибели невинной малютки Камшат. Он все равно не мог бы встать на одну из враждующих сторон в этой борьбе взрослых, в которой испытываются подлинная человечность, совесть и честь.

Кунанбай пришел в крайнюю ярость, когда узнал, что Камшат похоронили, даже не известив его о смерти девочки. В большой аул Кунанбая вскоре по тайному приглашению съехались многие большие люди из родов Иргизбай, Топай, Жуантаяк. И опять Кунанбай, принародно обвинив Божея в нечестивом поведении, направил к нему приговор-послание, составленное от имени присутствующих старшин.

На этот раз к